Заговор по-венециански - Джон Трейс Страница 6

Capitolo IV

Всадник на склоне холма — это Ларс. Ларс по прозвищу Каратель, которого больше других страшатся в Атманте.

Есть много причин бояться горы мышц, посланной своим хозяином, магистратом Песной. Во-первых, Ларс убивает людей — казнит во имя местного правосудия. Во-вторых, он людей пытает — и снова же по указанию своего господина. А в-третьих, что, наверное, самое страшное, Ларс наслаждается каждым моментом своей мрачной службы.

Такие мысли кружатся в голове у Тевкра, когда он разумно соглашается с грубым требованием немедля сесть на коня и следовать за Ларсом к магистрату. Также молодой нетсвис думает о самом магистрате Песне, человеке юном и вспыльчивом. Песна разбогател за счет серебряных шахт и старого, как мир, искусства политических игр. Как и всякий политик, по сути своей Песна не тот, кем кажется. Внешне магистрат — благородный, деловой человек и столп общественности. По правде же — буйный в своей похотливости зверь, ненасытно жаждущий власти.

Проведя Тевкра за высокие стены садов при дворе Песны, Ларс провожает его в просторную комнату, где выложенный неизвестным камнем млечного цвета пол кажется бесконечным. Каратель оставляет авгура наедине со слугой — мальчиком столь юным, что бриться он начнет самое скорое лет через пять.

Тевкр чувствует, как сильно бьется сердце в груди, как стучат друг о друга коленки. Столько времени прошло, и он уж думал, что ни его, ни Тетию не свяжут с убийством близ священного круга. Авгур пытается успокоиться, любуясь роскошью дома магистрата. Мебель искусно вырезана из местных пород дерева: что-то сделано из выбеленной древесины, что-то — из мореной. Вдоль стен стоят бронзовые статуи ораторов, рабочих и рабов в полный рост. Утонченные фрески изображают танцовщиков, музыкантов и бражников. В каждом углу — по большой вазе, покрытой черной глазурью и тонким рисунком в виде золотых листьев.

Открываются решетчатые двери, и в комнату спешат двое слуг. Сердцебиение учащается. Слуги приводят в порядок кожаную обивку и подушки на кресле с высокой спинкой — место магистрата.

Входит Песна.

Он высок и красив. На нем длинная белая мантия из мерцающей ткани, названия которой Тевкр не ведает. Мантия крепится на плече серебряной застежкой в форме сжатого женского кулачка. Обут магистрат в сандалии из тончайшей кожи, с серебряными пряжками.

Песна смотрит на Тевкра, затем — недовольно — в бронзовое зеркало, которое держит в вытянутой руке.

— У тебя хороший цвет лица. К моей коже солнце не столь благосклонно: она сохнет, зудит и краснеет. Впрочем, ходить бледным все равно что зазывать белого духа смерти, дабы он скорее свел тебя в могилу. — Песна опускается в кресло. — Что скажешь, нетсвис?

Тевкр отвечает, стараясь говорить как можно увереннее:

— Таковыми нас сотворили боги, и наша истинная природа не нуждается в изменениях. Кроме тех, какие боги нам милостиво предназначили.

— Вот именно. — Песна смотрится в зеркало еще раз и подзывает слугу. — Сегодня же отшлифовать зеркало костями каракатицы и пемзой. Завтра хочу выглядеть как можно лучше.

Слуга выбегает прочь, и магистрат обращает взор на молодого жреца, любующегося бронзовыми статуями.

— Придворные льстиво уверяют, будто у меня за пределами Греции лучшее собрание предметов искусства. Я тут подумал, может, раз в год мне допускать сюда простолюдинов — пусть полюбуются? Как думаешь? Такой шаг поможет заслужить милость богов?

Хоть Тевкра и мутит от такого тщеславия, лучше держать язык за зубами.

— Покровительствовать искусству значит привнести свет не только в наше время, но и в будущее — тем, кто унаследует наши земли. И следовательно, боги могут вознаградить в посмертии за подобное великодушие.

— Отлично. Именно это я и желал услышать.

— Впрочем, если мне простят дерзость, я бы добавил… — Тевкр оглядывается. — В твою пользу будет также собирать предметы, славящие богов, а не только простых смертных.

Песне идея приходится по душе.

— Я приложу все усилия, чтобы украсить дом и такими предметами. Спасибо.

Тевкр решает испытать удачу.

— Моя жена скульптор и будет счастлива посоветовать что-либо или даже изваять нечто по твоему указанию.

Песна отвечает, теперь — раздраженно:

— Ну так пришли ее сюда. Впрочем, вызвал я тебя не для того, чтобы ты расхваливал свое семейное дело, а по более серьезному поводу.

Магистрат встает и по дуге обходит Тевкра, пристально глядя ему в лицо.

У нетсвиса внутри все сжимается.

— Есть затруднения, нетсвис. Требуется водительство и помощь богов.

— Сделаю все, что в моих силах, магистрат.

Песна подходит еще ближе.

— Это хорошо, но только если твои силы достаточно велики. — Песна разглядывает лицо молодого жреца, и Тевкр надеется, что магистрат не увидит в нем страха, ведь Песна ценит страх куда больше почитания. — Этрурия растет, — продолжает магистрат. — Государства на ее земле плодятся, и населения теперь уже почти треть миллиона. Мне нужны новые земли, богатства, возможности, иначе Атманта станет одним из стеблей камыша у реки, тогда как она должна быть лесом, который тянется вдаль, насколько хватает глаз. — Песна не сводит взгляда с лица Тевкра. — Понимаешь, куда устремлен мой взор и как я намерен послужить будущим поколениям?

Тевкр кивает. Тогда магистрат, сменив тон, заговаривает более доверительно:

— Недавно случилось убийство, да такое, что породило множество слухов и грозит породить еще больше.

Сердце Тевкра чуть не останавливается. Он-то думал, беда миновала.

— Жертва — мужчина. Его выпотрошили, как животное: вынули кишки и печень. Полагаю, ты об этом уже слышал?

Тевкр почтительно кивает.

— Мы с тобой, дорогой нетсвис, знаем, что печень — вместилище души. И человек, лишенный печени, лишается посмертия. — Магистрат умолкает, дабы прочесть согласие во взгляде жреца. — Подобное непотребство может вызвать панику в селении.

Впервые за время беседы и на лице магистрата появляется беспокойство. Песна пытается изгнать оттенок страха из голоса.

— Старейшина сказал, что такое мог совершить Аита, господин подземного царства. Возможно ли?

Тевкр видит шанс отвести от себя подозрения и отвечает:

— Возможно. Аита наделен чудовищной силой и души крадет, как только может. Обыкновенно, я бы предположил, что Аита подослал суккуба; демон соблазнил мужчину и похитил душу вместе с семенем, однако…

— О боги, не попустите! — восклицает Песна, вспомнив о собственных слабостях. — Во имя милостивых богов на небесах, не говори таких вещей!

Магистрат приводит мысли в порядок. Изгнав из головы страшный образ, он возвращается к делу.