Железный человек - Андреас Эшбах Страница 6

– Правильно, обесточивание. Это, конечно, тревожное обстоятельство. Я думаю, первым делом нам надо посмотреть рентгеновские снимки.

Когда он начал рассматривать снимки, я с трудом сполз с кушетки, подтащился к нему и нащупал спинку стула, на которую мог опереться.

Два рентгеновских снимка доктор закрепил на аппарате с подсветкой. Левый снимок отражал общий план моего живота от подреберья до таза. Среди облачных контуров органов светились бесчисленные ярко-белые остро очерченные пятна: полный набор моих имплантатов; прямо как чулан для всякой всячины. Компьютер. Навигационные приборы. Запоминающие устройства. Ёмкости для припасов. Механическое параллельное сердце с кислородным насыщением и турбо-функцией, которое через параллельное соединение врезалось в мою брюшную артерию и давало мне возможность кратковременных перегрузок – таких, например, как преодоление тысячи метров за полторы минуты. Только сердце это никогда не действовало дольше одной минуты, так что в принципе оно оставалось лишь бесполезным куском хай-тека, закреплённым на одном из моих поясничных позвонков.

Самое большое по площади пятно – атомная батарея, снабжающая всю систему током. Она вязаными колбасками приникала к моему тазовому дну и была единственным имплантатом, который я отчётливо ощущал из-за его тяжести. На правом рентгеновском снимке виднелась лишь часть батареи. Тонкий, вроде бы экранированный кабель вёл к маленькому образованию, похожему на круглую обсосанную карамельку, а оттуда шёл вверх.

– Должно быть, вот это, – сказал доктор О'Ши и ткнул туда обратным концом своей шариковой ручки. – Имплантат размером со сливовую косточку. Он сидит в перитональной оболочке. В брюшине, – добавил он.

Имплантат. Он был прав. Слишком велик для штекерного соединения.

– Он что, смещается?

– Наверняка. Видимо, он вживлён в брюшину, а она двигается при каждом вашем вдохе и при каждом шаге.

Я разглядывал чётко отграниченное белое пятно.

– На этом месте, вообще-то, ничего не должно быть, кроме простого провода, – рассуждал я вслух. – В конце концов, схема известна. В принципе, и штекерного соединения здесь никакого не должно быть. Его можно объяснить только тем, что в ходе одной из позднейших операций нечаянно перерезали кабель, и пришлось его соединять. Но это… – Я долго вглядывался и в конце концов отрицательно покачал головой: – Нет, понятия не имею, что бы это могло быть.

– Как технический дилетант, я бы сказал, что с виду это похоже на распределитель.

– Только распределять ему нечего. Один провод входит, один выходит.

Доктор О'Ши взял лупу.

– Да, верно. И, судя по всему, нижний провод кончается штекером, а верхний – гнездом. Их можно было бы соединить напрямую, а имплантат выкинуть. – Он посмотрел на меня. – Может, это что-то вроде трансформатора?

Представление о том, что можно избавиться хотя бы от одного из имплантатов, несло в себе что-то оглушительно соблазнительное.

– Может, просто попробуем? – предложил я. – Вы раскроете рану настолько, чтобы дотянуться до концов провода, и соедините их напрямую. И посмотрим, что будет.

– А вдруг эти концы под разным напряжением? Тогда могут сгореть и другие агрегаты.

Я отрицательно покачал головой. Я не хочу утверждать, что знаю технические детали вплоть до последних тонкостей, но в некоторых моментах они, к счастью, успокоительно однозначны. Это был один из таких моментов.

– Вся система работает на одном напряжении, а именно – на 6,2 вольта. Это может быть что угодно, но только не трансформатор. В трансформаторе нет никакой надобности. – Даже если бы и была, не имело бы смысла устанавливать его на этом месте. И что бы такое могло испортиться в трансформаторе, что можно было бы починить, проткнув шилом брюшную стенку? – Давайте попробуем.

– Это рискованно, – сказал доктор О'Ши.

– Что тут рискованного? – Я проковылял обратно к кушетке и лёг на спину. – Вы вытянете концы провода. Разумеется, меня это парализует, но если я не приду в себя после того, как вы их соедините, то вы просто вернёте всё в исходную позицию.

– Нет никакой гарантии, что потом имплантат снова заработает. – Он смотрел на меня сверху, лицо его было озабочено, но в глазах проскакивала искра желания. – Я бы сказал, что это на размер больше всего того, что мне приходилось делать с вами до сих пор.

О'Ши уже не раз сшивал мне ослабевшие штекерные соединения, первый раз пять лет назад, когда две фаланги безымянного пальца моей правой руки вдруг потеряли подвижность. Заставить его сделать рентген моей правой руки было нетрудно, но остаток вечера и ночь ушли у него на то, чтобы привыкнуть к тому, что он увидел на снимке и что я ему при этом поведал. Потом нам понадобился ещё один вечер на то, чтобы мы разобрались в схеме электроснабжения кисти и предплечья и обнаружили расшатанный контакт: штекерное соединение в области локтевого сгиба. После этого потребовался только разрез и пара швов, дело десяти минут – и безымянный палец снова пришёл в действие.

– Какие вообще могут быть гарантии? – Я поёрзал на кушетке, ища удобное положение. Я не собирался вставать с неё до конца операции. – У меня нет гарантии, что электроснабжение не прервётся посреди улицы. У меня нет гарантии, что не выйдет из строя какая-нибудь другая часть и не прикончит меня. Уж если кому и не стоит верить в вечную жизнь, так это мне. – В тот момент, когда я это говорил, я вспомнил: это Сенека. Он считал – во всяком случае, я так понял, – что мы, если не осознаём свою немощь, склонны к расточительству своих дней. И, следовательно, своей жизни. – Если хотите, я подпишу вам что-нибудь, чтоб на вас не было никакой вины.

Доктор О'Ши вздохнул:

– Ну, если подумать, трудно представить себе, чтобы военная система была сконструирована без запаса надёжности. Давайте попытаемся. – Он взял стерильные салфетки и ампулу, содержимое которой осторожно вытянул в шприц и ввёл мне около раны. Пока местная анестезия не начала действовать, он обработал мне живот вонючей красной жидкостью и пошёл за инструментами для операции.

Я тем временем уставился в потолок и пытался не думать о прошлом. Тщетно, разумеется. А потом в поле моего зрения появился О'Ши и спросил, натягивая резиновые перчатки:

– Я уже спрашивал вас, сколько, собственно, операций вам пришлось перенести?

– После пятнадцати я перестал считать, – ответил я, и разные картинки и звуки проносились у меня перед внутренним взором: высокие стены в зелёном кафеле, звон металла, словно стук мечей древней битвы, холодный свет ярких ламп, мужчины и женщины в хирургических масках, гудящие, жужжащие и издающие писк машины, звериный хрип дыхательных аппаратов. Тогда всё ещё только начиналось.

– Невероятно, – сказал он. – Я имею в виду, что у вас не так много видимых шрамов.

Я ничего не ответил. Тогда на нас применили все известные методы косметической хирургии и несколько не столь известных, многообещающих новых разработок. Каких только обещаний нам не давали, а результат в сравнении с ними был жалкий! Но обсуждать это теперь было бессмысленно. Сейчас мне больше хотелось сосредоточиться на холодном ощущении у меня в животе.