Мозг Кеннеди - Хеннинг Манкелль Страница 6

Но Он не отвечал, она прибегала к всевозможным уловкам, чтобы привлечь Его внимание, устроила маленький алтарь в углу дровяного сарая, но никто не отвечал на ее вопросы. Бог — это отсутствующий взрослый, который заговаривает с ребенком, только когда ему заблагорассудится. В конце концов она осознала, что тоже не верит ни в какого Бога, наверно, она просто влюбилась в Него, как тайно влюбляются в недоступного мальчика несколькими годами старше.

После этого в ее жизни не осталось места никакому Богу, и вот только сейчас она попыталась к Нему обратиться, но и на сей раз Он не отозвался. Она одна. Лишь она, полицейская, похлопывавшая ее по плечу, да все эти люди, которые говорили тихими голосами и двигались медленно, словно искали какую-то пропажу.

Внезапно наступила тишина, как будто отрезали звуковую дорожку. Голоса вокруг исчезли. Зато в мозгу послышался шепот, упрямо твердивший, что это неправда. Хенрик спит, он не умер. Это просто-напросто невозможно. Ведь она приехала его навестить.

Полицейский в штатском, с усталыми глазами сдержанно попросил Луизу Кантор пройти с ним на кухню. Потом она поняла почему: он не хотел, чтобы она видела, как выносят тело Хенрика. Они сели за стол, под ладонью она ощущала хлебные крошки.

Хенрик просто-напросто не мог быть мертв, ведь хлебные крошки все еще на столе!

Полицейский назвал свое имя, повторил дважды, прежде чем она уразумела его слова. Ёран Вреде [1]. «Да, — подумалось ей. Я испытаю невероятный гнев, если то, чему я не хочу верить, все же окажется правдой».

Он принялся задавать вопросы, на которые она отвечала контрвопросами, а он отвечал ей. Они словно бы ходили кругами.

Но единственным достоверным фактом была смерть Хенрика. Ёран Вреде сказал, что признаков внешнего воздействия не обнаружено. Он болел? Луиза сообщила, что он никогда не болел, детские болезни прошли без последствий, инфекционных заболеваний практически не было. Ёран Вреде записывал ее слова в блокнотик. Она смотрела на его толстые пальцы и спрашивала себя, достаточно ли они чувствительны, чтобы обнаружить правду.

— Кто-то явно его убил, — сказала она.

— Следов внешнего насилия нет.

Ей хотелось возразить, но сил не хватило. Оба по-прежнему сидели на кухне. Ёран Вреде поинтересовался, не желает ли она кому-нибудь позвонить. Протянул ей телефон, и она позвонила отцу. Поскольку Арона, который мог бы разделить с ней горе, нет, должен вмешаться отец. Никто не подходил. Возможно, он сейчас в лесу, вырубает свои скульптуры, и его мобильник не воспринимает сигналы. А если бы она громко закричала, он бы ее услышал? В ту же минуту он ответил.

Услышав голос отца, Луиза расплакалась. Она словно бы вернулась в прошлое и вновь стала беспомощным существом, каким была тогда.

— Хенрик умер.

Она слышала его дыхание. Его медвежьи легкие требовали больших порций кислорода.

— Хенрик умер, — повторила она.

Она услышала, как он что-то прошипел, может, воскликнул «Господи» или выругался.

— Что произошло?

— Я сижу на его кухне. Я приехала сюда. Он спал на кровати. Но был мертв.

Она не знала, что еще сказать, и отдала телефон Ёрану Вреде; тот встал, точно в знак соболезнования. Он вкратце рассказал о случившемся, и только тогда Луиза осознала, что Хенрик действительно умер. Это были не просто слова и фантазии, не просто чудовищная игра видений и ее собственный ужас. Он действительно умер.

Ёран Вреде закончил разговор.

— Он сказал, что выпил и не может вести машину, но возьмет такси. Где он живет?

— В Херьедалене.

— И он возьмет такси? Даль-то какая!

— Возьмет. Он любил Хенрика.

Ее отвезли в гостиницу, где кто-то заказал ей номер. В ожидании Артура ее ни на минуту не оставляли одну, в основном это были люди в форме. Ей дали еще таблетку-другую успокоительного, не исключено, что она заснула, но в памяти ничего не осталось. В эти первые часы смерть Хенрика все затянула туманом.

Единственная мысль, которая вертелась у Луизы в голове, пока она ждала Артура, была о механической преисподней, которую однажды построил Хенрик. Почему она об этом вспомнила, неизвестно. Казалось, все ее внутренние полки с воспоминаниями рухнули и их содержимое угодило не на свои места. О чем бы она ни начинала думать, ей попадалось нечто неожиданное.

Хенрику тогда было лет пятнадцать-шестнадцать. Луиза как раз заканчивала работу над диссертацией, посвященной различиям захоронений бронзового века в Аттике и погребений в Северной Греции. Ее одолевали сомнения по поводу убедительности диссертации, мучила бессонница, грызла тревога. Хенрик не находил себе места и злился, свой скрытый бунт против отца он направил на нее, и она боялась, что он попадет в компанию, где увлекаются наркотиками и демонстрируют презрение к обществу. Но гроза миновала, и однажды он показал ей фотографию механической преисподней из музея в Копенгагене. Сказал, что ему хотелось бы посмотреть на нее, и Луиза поняла, что он не отступит. Она предложила поехать в Копенгаген вместе. Дело было в начале весны, защита предстояла в мае, ей требовался короткий отдых.

Поездка сблизила их. Впервые они переступили грань отношений между матерью и ребенком. Хенрик взрослел и требовал, чтобы она относилась к нему по-взрослому. Он начал расспрашивать об Ароне, и она наконец-то рассказала ему историю их страсти, единственным достоинством которой стало его, Хенрика, появление на свет. Она старалась не говорить ничего плохого об Ароне, не хотела, чтобы он узнал о постоянном вранье Арона и его увиливаниях от ответственности за будущего ребенка. Хенрик слушал очень внимательно, его вопросы свидетельствовали о том, что он долго к ним готовился.

В Копенгагене они провели два ветреных дня, бродили по улицам, оскальзываясь на снежной слякоти, но все-таки нашли механическую преисподнюю, а тем самым словно бы триумфально оправдали цель поездки. Преисподнюю сработал неизвестный мастер, или, скорее, сумасшедший, в начале XVIII века, и размером она не превышала кукольный театрик. Заведя пружину, можно было увидеть, как бесы, вырезанные из жести, поедали отчаявшихся людей, падавших с жерди, прикрепленной на самом верху ящика. Там были языки пламени, вырезанные из желтого металла, и сам Сатана с длинным хвостом, ритмично двигавшимся, пока не кончался завод и все не останавливалось. Им удалось уговорить служителя музея завести механизм, хотя вообще-то этого делать не разрешалось — механическая преисподняя отличалась хрупкостью и представляла собой весьма ценный экспонат.

Именно тогда Хенрик решил изготовить собственную механическую преисподнюю. Луиза не поверила в серьезность его намерения. Кроме того, она сомневалась, что он обладает достаточными техническими умениями, необходимыми для создания подобной конструкции. Но три месяца спустя он пригласил ее к себе в комнату и продемонстрировал почти точную копию того, что они видели в Копенгагене. Пораженная до глубины души, Луиза разозлилась на Арона, который плевать хотел на способности своего сына.