Посейдон - Пол Галлико Страница 6

Теперь судно кренилось то в одну, то в другую сторону примерно через равные промежутки времени. Правда, угол наклона оставался разным. Каждый раз, поднимаясь на волне или опускаясь, старый пароход жалобно стонал, словно протестуя.

Ричард Шелби подался вперед, нависая над «разношерстным столом», и, вздохнув, посетовал:

— Похоже, сегодня никакой игры у нас не получится, Фрэнк.

Скотт только усмехнулся и ответил:

— Неужели вам не хочется даже попробовать свои силы? Могу поспорить, что состязание выйдет увлекательным. Могу дать вам фору в пять очков.

— Нет, Дик, что ты! — ужаснулась супруга Шелби.

Шелби стало не по себе. Он вопросительно взглянул на Фрэнка, пытаясь определить, шутит этот господин или нет. Неужели ему не страшно сломать себе руку или ногу при такой-то качке? Однако Джейн была уверена, что священник готов рискнуть. Когда дело доходило до спорта, этот тип становился просто сумасшедшим.

Впрочем, сам Шелби пришел к выводу, что Скотт все же подшучивает над ним, и потому только пожал плечами:

— Мамочка говорит «нет».

На другой половине обеденного зала главной столовой Весельчак, работавший в Лондонском Сити биржевым маклером, выкрикнул:

— Принесите мне двойной сухой мартини!

— И мне тоже! — поддержала его Памела. Это была заурядная молодая англичанка, ничем не привлекательная. Толстые ноги, какие обычно мы привыкли видеть у преподавательниц физкультуры, короткая стрижка, волосы серовато-коричневатого, мышиного, цвета и бледное лицо, краснеющее по любой причине и даже без нее. Правда, глаза у нее были замечательные, доверчивые и голубые. Казалось, она постоянно удивлялась окружающему миру, а когда смотрела на Весельчака, то восхищалась им. Она путешествовала с матерью, но очень скоро подружилась с этим мужчиной и привязалась к нему, безнадежно влюбившись в него всем сердцем.

— Как себя чувствует твоя старушка-мама? — поинтересовался Весельчак.

— Больна, — с грустью отозвалась девушка.

— Какая жалость, — отреагировал Весельчак и тут же весело улыбнулся своей спутнице. — Тогда, может быть, мы сможем поужинать вместе и сегодня тоже?

Она улыбнулась ему в ответ.

Бейтса никак нельзя было назвать красавцем. Ему уже исполнилось сорок. Круглолицый и румяный, он ловко распределял на макушке свои редеющие волосы, чтобы со стороны не была заметна его плешь. Днем Бейтс любил надевать цветастые жилетки, а напиваться начинал с утра. К десяти часам он уже пребывал в отличном настроении и, сидя в одном из баров «Посейдона», взирал сквозь туман на пассажиров и неизменно улыбался всем знакомым и незнакомым, проходящим мимо. В начале путешествия он накачивался алкоголем в одиночку, но вскоре ему открылось, что девушка может составить ему прекрасную компанию, ничуть не уступая в выпивке мужчине. С тех пор Бейтс и Памела стали неразлучны.

Стюард принес влюбленной парочке заказанные ими коктейли. Весельчак просиял и поднял свой бокал:

— За всех нас!

— За всех нас! — тут же поддержала его Памела.

— А потом еще по одной! — не унимался Весельчак.

Робин Шелби изобрел новую игру. Он клал на столик круглую булочку, придерживая ее пальцами, а когда судно начинало кренить на левый борт, отпускал и с восторгом наблюдал за ней: катясь, как колобок, она достигала края столика и останавливалась, удерживаемая специальной сеткой.

«Посейдон» начал крениться влево, и этому, казалось, не будет конца. Сейчас угол наклона судна был таким острым, что даже булочка Робина, перепрыгнув через сетку, слетела на пол. Все предметы в обеденном зале, не прикрученные к полу, пришли в движение. Перезванивались тарелки, ножи, вилки и стаканы, сталкиваясь один с другим и с деревянными бортиками по краям столиков. К этой диковинной музыке присоединялось побрякивание разноцветных игрушек, украшавших рождественскую елку.

Пятнадцатифутовая лесная красавица стояла в кадке с песком, надежно привинченным к полу зала, но на этот раз и она угрожающе накренилась вместе с «Посейдоном», который, казалось, уже никогда не выпрямится.

— Мэнни, ты только посмотри! — в ужасе воскликнула Белль Роузен.

За их окном, всегда такое голубое и беззаботное, золоченное солнцем море, подступило к самому стеклу, к которому наклонилась чета Роузен вместе со своими стульями. Белль вцепилась в край столика так, что кольца врезались в ее короткие и толстые пальцы.

Робин перестал веселиться. Мальчик понял, что это уже становится не игрой. Он не на шутку перепугался и не закричал ни «Ух ты!», ни «Вот здорово!», а только ухватился за свой стул, чтобы не свалиться, и выжидающе посмотрел на отца. За столом воцарилась тишина. Лицо Мюллера тут же покрылось красными пятнами, когда его придавило к стеклу окна. Он был уверен, что сейчас судно определенно ляжет на левый борт.

Столики в тот день обслуживали два стюарда. Петерс, более высокий и худощавый, проходя между столиками и стараясь удерживать равновесие, привычно воскликнул:

— Все в порядке, сэр!

Эйкру, его напарнику, пришлось ухватиться за спинку ближайшего стула. Однако он тоже успел при этом произнести:

— Наш пароход обязательно выпрямится. Так всегда бывает, поверьте! Мы уже привыкли.

Казалось, огромное судно никогда еще не стонало и не скрипело так натужно, как в этот раз, медленно, через силу, выпрямляясь. Море, так близко смотревшее в окна левого борта, опять отодвинулось, и его место заняло голубое небо с протянувшимися по нему перистыми облаками. Восстановивший равновесие пароход теперь чуть клонился вправо. Тарелки и приборы на столиках послушно заняли прежние места.

В зале появился стюард с совком и щеткой. Он быстро принялся убирать золотистые и серебряные осколки упавших с елки стеклянных шаров.

— Боже мой! — выдохнул Рого. — Вот ведь ужас какой!

Тучный мистер Роузен и его такая же пухлая супруга в тревоге смотрели на Питерса, ожидая от него объяснений.

— Послушайте, — не унимался Роузен, — скажите нам, не опасна ли вот такая качка? Нет?

— Нет, конечно, сэр, — невозмутимо отвечал стюард. — Ничуть не опасна. Мне приходилось переживать настоящие штормы в северной Атлантике, сэр, и все равно ничего страшного не происходило.

— Наш корабль не можете перевернуться, сэр, — поддержал товарища Эйкр. — Он специально построен так, чтобы не переворачиваться ни при каких обстоятельствах. — С этими словами он хотел было забрать со столика мистера Роузена блюдо с холодным языком, которое только что перед ним сам и поставил.

— Эй! Верните-ка мне язык! — возмутился Роузен. — Я даже попробовать его не успел!

Джеймс Мартин отметил про себя этот маленький инцидент. От его внимательных глаз, спрятанных за очками в золоченой оправе, не ускользало ничего. И когда пароход снова угрожающе накренился вбок, он увидел, как побледнели лица обоих стюардов. «Боже мой! — подумал он. — Они ведь сами насмерть перепуганы». Вслух же он сухо произнес, обращаясь к Скотту: