Пус Мидун - Михаил Рыбка Страница 6

Прокоп потоптался на месте и озадаченно спросил:

– А ты уже слыхал про убийство, Пус?

Кот уже уселся на свой мешок, переводя дух, и устало произнес:

– Да, я даже как бы видел…

Прокоп от удивления обомлел.

– Ты видел, как убили? Да что ты!

– Да не видел, как убили, а труп видел, – Мидун отмахнулся, – Ты еще разнеси по селу, что Пус видел. Мне и так хватило общения с Кабановым, ты еще подлей масла в огонь!

Прокоп повернулся к кустам и прошипел:

– Кла-а-а-в-а-а-а-а, он не убивал, я же тебе говорил!

– А она думала, что я убил? – Мидун озадаченно повернул голову к кустам.

Клава Сыцер быстро спрятала нос обратно в кусты и начала шепотом изрыгать проклятия.

– Она нет, что ты, – вступился за жену Прокоп. – Но ведь в селе молва идет. Ой, идет, Пус, и даже говорят, что не ты, а Кабанов это все. Что он виноват, раз не может раскрыть дело сразу.

– Не удивлюсь, – хмыкнул Пус. – И на меня повесить хотел…

Крыса Прокоп топтался на месте.

– А вы чего сюда выползли? – поинтересовался Мидун.

Прокоп замялся.

– Да мы… Этого… Вроде как беженцы. Бежать хотим. Клава думает, что теперь и нас на колбасу пустят. Мы же с кабаном на таможне работали. Только он на складе начальником был, а мы старшие по качеству товаров. Товароведы.

– И вас убьют? А что, идея! – Пус оскалился, что иногда означало у него улыбку.

Все еще волнующийся Прокоп не понял, то ли кот шутил, то ли он настроен серьезно, но поспешил заверить:

– Да что мы, у нас-то и взять нечего. И Клавка вон бесплодная, есть ее нельзя. А она думает, что нас теперь придут убивать. Народ в селе волнуется, все ходят и камни в карманы суют, чтобы было чем отбиться. Ох, не думал, что такое время застану.

Пус потянулся, разминая затекшую спину.

– Всегда так было. Ты просто не видел ничего в своей норе. А что ты как на парад оделся? Разве в парадном бегут из села?

Прокоп не нашелся сразу что ответить, и задумчиво наклонил голову в бок, смотря в сторону от Мидуна.

– А в чем же надо бежать, Пус? Я не особо важная птица, мне инструкций никто не давал. Но я читал когда-то, чтобы стать беженцем, надо взять самое ценное и уйти из дома. Вот я и обулся в свои лучшие туфли и иду теперь из поселка.

– Самое ценное? А что ж ты ее с собой взял? – заржал кот, указывая на кусты, где сидела крыса-жена.

– Другой не будет… – философски изрек Прокоп.

Мидун поднялся с мешка, еще раз хорошенько потянулся и наклонился, чтобы разогнать кровь по мышцам.

– Ну, беги, раз бежишь. А мне дел много еще надо успеть сделать.

Прокоп кротко кивнул и развернулся с тем, чтобы скрыться в кустах. Но сделав пару шагов, остановился и повернул голову.

– Пус, а если что будет, ты за нас заступишься? – спросил он кота, который уже успел взвалить себе мешок на спину.

– А на кой вы мне нужны?

– Я тебе помочь могу. Но если ты дашь слово, что заступишься, когда придет время. Может, я еще и не сбегу из деревни. Договорились?

Пус немного удивился такой смелости обычно трусоватого Прокопа, но, видно, страх прижал его так, что даже он уже перестал бояться всего остального, кроме своего страха.

– Ну, если будет ситуация, то я тебя не трону. Слово даю, – нехотя произнес кот.

– Барка доносит на тебя. Следит и доносит. Кто к тебе домой приходит, что ты пьешь, и вообще все, что видит и знает про тебя.

Мидун помолчал некоторое время, искажая морду презрительной гримасой, а затем проговорил:

– Вот сука, а…

Прокоп уже спрятался в кустах, но оттуда еще добавил:

– Помни, что слово дал! И учти, она доносит, она сама Клаве говорила!

Раздосадованный Мидун направлялся сельской дорогой к землянке Драного, задумчиво пиная мелкие камешки. После такой новости он перестал замечать тяжесть мешка, усталые плечи не донимали его ломотой. Мидун был ошарашен, ведь в свое время он не раз жалел Барку и не бил ей морду, не воровал ее вещи, кроме той банки с грибами и еще каких-то пустяков. По-пьяни он не ломился к ней в хижину и не мочился на крышу ее дома. Он думал, что эта несчастная мышь относится к соседу с уважением. К пущей его досаде, ничего путного из способов мести пока что не пришло ему в голову. Но мстить надо было. Так, блуждая в своих мыслях, кот неожиданно для себя оказался возле дома медведя, больше походившего на глинобитную землянку.

Медведь Драный, преодолевая боль в коленях, скривившись, копал саперной лопаткой огород на своей делянке. Согнутый, словно вбитый в крепкое дерево гвоздь, он окучивал жиденькие кустики какой-то овощной культуры, а между ними рыл другие ямки, кидая в них по нескольку семян из своих широких карманов. Возле входа в его землянку сидела старая беззубая медведица, потерявшая естественный цвет шерсти и выглядевшая как старый выцветший ковер. Она сидела на большой кастрюле, перевернутой вверх дном, и наблюдала за работой Драного, иногда отпуская нелестные комментарии, негромко, но так, чтобы Драный слышал ее. Пус без труда узнал в ней тещу Драного, и подумал, что тоже поймал бы фугу, будь у него такая родственница. Мидун обошел делянку с другой стороны, где медведь возился возле одиноко стоящей секции забора, и кашлянул.

Медведь поднял морду и сразу ухмыльнулся, завидев кота.

– Пришел мой спаситель. Пус, что бы я без тебя делал! – бросив лопатку и широко расставив лапы, забасил он.

– Остынь, Драный. Не вздумай меня обнимать! Принес я, что ты просил. Как договорились.

Медведь оглянулся по сторонам и понизил голос:

– Погоди, за деньгами схожу, – он воткнул лопатку в землю и скрылся за землянкой, игнорируя замечания тещи что, мол, перекур еще не наступил. Через минуту медведь, хромая на обе лапы, вернулся, сжимая в ладони горсть монет. Расплатившись, медведь достал из бездонных карманов мешок и принялся перебрасывать рыбу в него из мешка Мидуна.

– А ты что деньги не дома прячешь?

– Здрасьте! – медведь радостно кивнул проходившей мимо лисе. – Да какое там дома, Пус, меня туда не пускают! Даже ем вот в летней кухне. Хорошо, что еще не очень холодно ночами, а то почки совсем плохие стали.

Кот мельком взглянул на «летнюю кухню» – жалкую будку из наспех сколоченных кривых досок с огромными щелями.

– Ну, ты тут прямо, как король, живешь. Когда корону выдадут? – съязвил он.

– Горемычный я, Пус, меня жизнь всегда била бочкой по макушке. Знаешь, откуда у меня этот шрам? – медведь загнул ухо, за которым виднелся операционный шов.

– Скалкой получил или в пьяной драке, что же еще это может быть.