Солги со мной - Сабин Дюран Страница 6

Закадычные друзья… Она тоненько и фальшиво рассмеялась. Из тех женщин, что могут изливать чувства и кокетничать, но правды от них не дождешься. Все важное утаивают, никогда не понять, что у них на сердце. И есть ли там вообще что-нибудь. В постели, кстати, тоже ноль.

Элис внимательно осмотрела сигарету, подняла глаза и лукаво спросила:

– Вы ведь меня не помните? Не помните ни Кембридж, ни Грецию…

– Смутно… – Я бросил сигарету и вдавил ее каблуком в траву, решив больше не ходить вокруг да около. – Послушайте, Элис, мне правда неловко, весь вечер не в своей тарелке. Не знаю, зачем Эндрю меня пригласил. Тогда в Греции я был пьян в доску. Сколько лет прошло? Восемь?

– Десять.

– Гордиться, конечно, нечем. Мы с друзьями поехали на морскую экскурсию, много пили. На берегу я их потерял, и корабль ушел без меня. А потом я наткнулся на Эндрю, и, к счастью, он мне помог. Но, говоря откровенно, подробности по сей день от меня ускользают.

– Рассказать, что помню я?

– Если очень хочется.

Она засмеялась.

– Вы ввалились в таверну, где мы ужинали, в футболке клуба «Зевс». Орали и хамили. Потом запели.

– Да что вы! – Я поморщился. Несколько успокаивало, что ей это казалось забавным. – «Зевс». Футболку помню. А пение… Пение никогда не было моим коньком.

– Эндрю поймал такси и слил вас. Так он сам выразился.

– Эндрю – джентльмен.

Из кухни донесся шум. Элис в последний раз посмотрела на сигарету и швырнула ее в клумбу. Потянула за ворот короткого фиолетового старушечьего кардигана. Лицо внезапно стало серьезным.

– Тот вечер я помню в мельчайших подробностях. Кошмарное время!

– Я слышал. Ваш муж…

– Дело не в Гарри. – Она покачала головой и издала короткий горький смешок. – Он умер годом раньше. Нет. Я о той ночи, когда пропала Джесмин.

Порывшись в мутных глубинах памяти, я вроде бы что-то нащупал – какие-то бессвязные обрывки и клочки воспоминаний, следы в никуда.

– Напомните.

Элис посерьезнела.

– Джесмин. Джесмин Хёрли. Вы там были. Бедная Ивонн, ее мать! Господи!.. – Она отпустила кофту и нетерпеливо помахала растопыренными ладонями. – Наверняка вы потом читали в газетах. Где вы жили? В Элунде? Полиция на Пиросе некудышная, но даже они там искали… В самом деле не помните?

Я потупился, неизменно смущаясь, когда меня уличали в недостаточной чувствительности. Ее рассказ кое-что прояснил: сбежавшая из дома девочка-подросток, ее подозрительный парень…

– Да-да, конечно. Помню. Трагедия!

Элис прижала пальцы к переносице. Я похлопал ее по плечу, надевая маску крайней озабоченности и удрученности. Теперь до смерти хотелось в дом. Не только из-за холода – я ощущал раздражение и ущербность. Смешение этих двух эмоций ни к чему хорошему не приводило.

Сквозь кустарник мигали огни кухни. Эндрю шел вдоль стола с поблескивающим графином в руке. В глубине Тина наклонилась у холодильника и что-то доставала. Десерт? Бу подняла руки, снимая свитер, и случайно подцепила блузку. Мелькнула голая кожа и бретелька бюстгальтера.

Тоненькое чириканье вернуло меня к Элис. Она вытерла глаза и выудила из переднего кармана джинсов мобильник.

– Фиби, моя старшая, просит, чтобы я заехала за ней на вечеринку. Обойдется автобусом – я перебрала.

Быстро набрала сообщение.

– Ей-богу, скоро восемнадцать, хватит держаться за мамину юбку… – Приподняла ногу, чтобы легче было засунуть телефон обратно. – Хотя что стану делать, когда она уедет, ума не приложу. Всякий раз, как вижу ее комнату, сердце сжимается!

Она съежилась и потерла предплечье.

– Лучше вернуться в дом.

– Дайте-ка посмотреть телефон! – попросил я.

Элис пристально поглядела мне в глаза.

– Зачем?

– Ну дайте!

Слабая улыбка.

– Нет.

– С кроличьими ушками?

Я сделал вид, что хочу сунуть руку ей в карман. Она отскочила, хихикнув, а потом по-детски порывисто вытащила телефон и кинула мне на колени.

– Любуйтесь! Можете смеяться, сколько душе угодно!

Я перевернул его и спокойно произнес:

– Чехол айфона в виде синего кролика…

– Это подарок Фрэнка, моего сына!

– И вы, большая шишка, ходите с ним на работу, на все ваши важные встречи?

Она широко улыбнулась. Теперь я увидел, почему ее улыбка кривовата. От уголка губ вверх шла короткая морщинистая стрелочка-шрамик.

Внезапно меня накрыло. Она не флиртовала. И вообще не мой тип, хотя бы потому, что старовата. В общем, не знаю, может, всему виной лифчик Бу или мысль о теплом бедре Элис под джинсами. Или плавная живость ее движений. А может, я уже тогда подсознательно ухватился за перспективу пустующей комнаты в уютном доме. Знаю одно: когда я увидел этот шрамик, внезапно захотелось коснуться его языком.

На следующее утро я позвонил Эндрю, чтобы узнать ее номер телефона. Если он и удивился, то виду не подал.

– Сейчас, погоди…

Сопение в трубке.

– Прости… вот болван… секундочку…

Добавил, что страдает «техническим идиотизмом» – никак не разберется, как перейти в «контакты», не прерывая разговор.

– Тина!..

И наконец:

– Ага, готово! Элис Маккензи. Рабочий, домашний, мобильный? Или все три?

– Мобильный, – отозвался я, вертя в руке елочный шар с его изгороди и ощущая пальцами то гладкий бок, то зернистость снежинки.

– Хорошо. – Он помедлил. – Позвонишь сейчас или после поездки?

– Какой поездки?

– По делам, в Нью-Йорк.

– А, ну да…

Эндрю снова замялся.

– Слушай, не сочти за наглость, но я должен предупредить… Эли хлебнула горя, смерть мужа ее страшно подкосила. Держится молодцом, и дети славные, но все равно ей тяжко. Она очень мне дорога. И Тине. Нам обоим. Не хочу, чтобы ей сделали больно или морочили голову… Ладно, хватит! Лекция окончена.

Найдется ли человек, который, выслушав этого чванливого лицемера, ответил бы: «Признаю, намерения у меня несерьезные. Спасибо, что вразумил! Лучше отойду в сторонку»? Я хотел сказать: «Слушай, ты, козел, не указывай мне!» А вместо этого сыграл по сценарию. Мои заверения в честности помыслов были так убедительны, что я сам чуть не поверил в них.

Эндрю, как и ожидалось, продиктовал номер – медленно, точно каждую цифру вырывали у него клещами.

Договорились встретиться через десять дней, во вторник вечером. Странный выбор, но втиснуться в «сумасшедшее плотное» расписание Элис оказалось непросто: то ей надо в университет, то в суд, то на родительское собрание. Ожидание затянулось. Дни шли, и я начал остывать. К назначенному вечеру я уже и забыл, что вообще в ней нашел.