Двое могут хранить секрет - Карен М. Макманус Страница 6

– У тебя криво завязан галстук, – говорит она, каблучки стучат по полу, когда она направляется ко мне с вытянутыми руками. Пока она подтягивает узел, на переносице у нее возникает морщинка, которая исчезает, когда Кэтрин, отступив на шаг, оглядывает свою работу. – Вот так, – произносит она, с удовлетворенным видом похлопывая меня по плечу. – Гораздо лучше. – Ладонь Кэтрин скользит по моей груди, бледно-розовыми ноготками сестра снимает с пиджака пушинку и, разжав их, роняет ее на пол. – Ты хорошо поработал над своей внешностью, Мэл. Кто бы мог подумать?

Только не она. Кэтрин Нилссон едва разговаривала со мной до того, как ее отец начал встречаться с моей матерью прошлой зимой. Она королева старших классов школы Эхо-Риджа, а я ботаник из оркестра и из сомнительной семьи. Но теперь, когда мы живем под одной крышей, Кэтрин приходится признавать мое существование. Она справляется с этим, то опекая меня, то обращаясь со мной, как с досадной помехой, в зависимости от настроения.

– Идем, – говорит она и легонько тянет меня за рукав.

Черное платье Кэтрин плотно облегает ее складную фигуру, но не поднимается выше колен. Сестра выглядела бы почти консервативно, если бы не остроносые туфли на высоких каблуках, которые буквально притягивают взгляд к ее ногам. И мой тоже. Что я и делаю. Моя новоиспеченная сводная сестра, может, и стерва, но, без сомнения, сексуальна.

Следом за Кэтрин я выхожу в коридор, к лестнице, которая балконом идет над внушительной прихожей внизу. Моя мать и Питер ждут нас у нижней ступеньки, и я опускаю глаза, потому что всякий раз, когда они стоят так близко, его руки обычно находятся там, где я не хочу их видеть. Кэтрин и ее суперкачок парень меньше нарушают общественные приличия, чем эти двое.

Но мама счастлива, и я думаю, что это хорошо.

Питер поднимает на нас глаза и перестает щупать мою мать.

– Вы оба отлично выглядите! – громко обращается он к нам.

Он тоже в костюме, в таком же темно-синем, как мой, только его костюм сшит на заказ и сидит на нем идеально. Питер похож на ожившего идеального красавца из рекламы часов в журнале «Джи-Кью» – квадратная челюсть, пронизывающий взгляд, волнистые светлые волосы, едва тронутые сединой. Никто не мог поверить, что он заинтересовался моей матерью, когда они начали встречаться. Еще больше все были шокированы, когда он на ней женился.

Он их спас. Вот что думает весь город. Питер Нилссон, богатый и обаятельный владелец единственной юридической фирмы в городе, превратил нас из городских отверженных в городскую знать с помощью одной, со вкусом обставленной церемонии с участием мирового судьи в клубе «Эхо-Ридж-лэйк». И может, так и есть на самом деле. Люди больше не сторонятся моей матери, не шепчутся у нее за спиной. Ее приглашают в садовый клуб, в школьные комитеты, на сегодняшний вечер по сбору средств и привлекают к участию во всякой прочей чуши.

Однако это не означает, что я должен его любить.

– Хорошо, что ты вернулся, Малкольм, – добавляет он, и даже кажется, что он искренен.

Мы с мамой уезжали на неделю, навещали родных в нескольких городах Нью-Гэмпшира и напоследок заехали к Деклану. Питер и Кэтрин остались дома. Отчасти из-за его работы, а отчасти потому, что ни один из них не покидает Эхо-Ридж, если в том месте нет обслуживания в номерах и спа.

– Вы обедали с мистером Коутсом, пока нас не было? – резко спрашиваю я.

Питер слегка раздувает ноздри, это единственный признак раздражения, который он вообще демонстрирует.

– Обедал в пятницу. Он все еще налаживает свой бизнес, но в надлежащее время он будет рад поговорить с Декланом. Я продолжу поддерживать с ним связь.

Одно время Бен Коутс был мэром Эхо-Риджа. Потом вышел в отставку и открыл в Берлингтоне фирму по политическому консалтингу. Деклану осталось несколько – ну, ладно, куча – зачетов до получения диплома в своем политехническом колледже, но он все еще надеется получить рекомендацию. Это его единственная за все время просьба к Питеру. Или, скорее, к маме, потому что на самом деле Деклан и Питер не общаются.

Мама улыбается Питеру, и я не настаиваю. Кэтрин выходит вперед и касается ожерелья из перекрученных бус у мамы на шее.

– Как это мило! – восклицает она. – Очень артистично. Такое приятное разнообразие по сравнению со всеми этими жемчугами, которые мы увидим сегодня вечером.

Мамина улыбка тускнеет.

– У меня есть жемчуг, – нервно произносит она, глядя на Питера. – Мне…

– Все в порядке, – быстро говорит он. – Ты прекрасно выглядишь.

Я готов убить Кэтрин. Не буквально, конечно. Но мне все время приходится себе об этом напоминать, учитывая историю нашей семьи. Но я не понимаю ее постоянную потребность поддеть мою маму ехидными замечаниями. Она не разлучала родителей Кэтрин; она третья жена Питера. Мать Кэтрин уехала в Париж с новым мужем задолго до первого свидания мамы и Питера.

И Кэтрин должна знать, что мама переживает из-за сегодняшнего мероприятия. Мы никогда не участвовали в сборе средств для стипендии в честь Лейси Килдафф. Потому в основном, что нас никогда не приглашали.

Или не желали видеть.

Ноздри Питера снова вздрагивают.

– Давайте-ка пойдем. Мы опаздываем.

Он открывает дверь и пропускает нас вперед, одновременно нажимая кнопку на автомобильном брелоке. Двигатель его черного «Рейндж Ровера» на подъездной дорожке заводится, и мы с Кэтрин забираемся на заднее сиденье. Мама устраивается на пассажирском месте впереди и переключает радио со станции «Топ 40», которую Кэтрин любит слушать на полную громкость, на «Национальное общественное радио». Питер садится последним и пристегивается, прежде чем тронуться с места.

Извилистая подъездная дорожка Нилссонов самая длинная часть пути. После нее – несколько быстрых поворотов, и мы в центре Эхо-Риджа. Если можно так выразиться. Ничего особенного тут нет – по обе стороны Манчестер-стрит ряд красных кирпичных домов с белой отделкой, а вдоль них старомодные чугунные фонарные столбы. Здесь всегда мало народу, но особенно пустынно вечером в среду перед началом учебного года. Полгорода все еще на каникулах, а другая половина участвует в сборе средств в культурном центре Эхо-Риджа. Именно здесь происходят все значимые события города, если не в доме Нилссонов.

В нашем доме. Не могу к этому привыкнуть.

Питер производит параллельную парковку на Манчестер-стрит, и мы высаживаемся на тротуар. Мы как раз напротив похоронного бюро О’Нейлла, и Кэтрин вздыхает, когда мы идем мимо бледно-голубого здания в викторианском стиле.

– Очень жаль, что тебя не было на заупокойной службе по мистеру Баумену, – говорит она. – Все прошло очень хорошо. Школьный хор спел «Учителю с любовью», и все расплакались.

У меня сжимается сердце. Мистер Баумен был моим любимым учителем в Эхо-Ридже, самым любимым. Он умел тихо подметить твою сильную сторону и поощрить тебя на ее совершенствование. После отъезда Деклана и бегства отца, когда меня переполняла негативная энергия и некуда было ее приложить, именно он предложил мне заняться ударными. Мне просто нехорошо делается при мысли о том, что кто-то сбил его и оставил умирать посреди дороги.