Смерть от воды - Торкиль Дамхауг Страница 61

«Пески» и «весла». Она отрыла от снега дверь в лодочный сарай. Лодка лежала днищем кверху. Надо было ее просмолить. Она принюхалась. Море и гниль. Под крышей висели удочки и какие-то останки со времен деревянных лыж, задолго до ее рождения. Оба весла были на месте. Она подняла их, перевернула, посветила по всей длине, изучила каждый сантиметр дерева, каждый срез, каждую трещину. Она помнила их точно такими же.

«Каникулы» и «лыжи». Она лежала на диване. Запах сосны и зимней пыли. Тишина. Никаких звуков, только мысли. Голос Майлин: «Тебе смазать лыжи, Лисс?» Это было на Пасху, через пару месяцев после поездки с Полом на дачу. Комментарий матери: «Она всегда смазывает лыжи сама». Но в это утро Лисс лежала на диване. За несколько минут до этого она стояла согнувшись за сараем, чтобы никто не видел, что ее рвет, никто не должен знать, что ее тошнит постоянно. Только Майлин узнала об этом. Мать бы ее не осудила, она никогда не осуждала. Но она потребовала бы ответа, как это случилось, почему Лисс не уследила и кого надо привлечь к ответу. Лыжи были смазаны. Майлин стояла и ждала ее. Она уже не так часто ездила на дачу. Каталась со студентами в лесопарке в Осло. Или готовилась к экзаменам. Может, это были даже последние каникулы, когда они были на даче вместе, подумалось Лисс. Ее тошнило. Ей было страшно. Она боялась того, что внутри ее, оно будет расти, расширяться и превратит ее во что-то другое. И даже Майлин не должна знать, у кого она была. Она не понимала, почему Лисс не хочет этого говорить, но в конце концов перестала расспрашивать.

Снаружи стемнело. Лисс достала блокнот.

Каникулы: тебе смазать лыжи, Лисс?

А что, если бы ты узнала? Ты возненавидела бы меня, Майлин.

Она съежилась, почувствовала, что скоро уснет. Здесь она всегда валилась от усталости по вечерам. Спала глубоко и крепко, будто беспокойство развеивалось ветром и всасывалось деревьями, так что в теле оставалось только легкое журчание. Она протянула руку, выключила парафиновую лампу на столе, на камине две лампы остались гореть. Она решила не мыться. Просто погрузиться в сон. «Могу проспать всю зиму, — была ее последняя мысль, — не выходить до весны». Стоять на пляже и смотреть, как Майлин гребет к берегу. Она сидит спиной. Гребет и гребет. Повернись, Майлин, чтобы я увидела, что это ты. Она оборачивается. Это не Майлин. Это бабушка. В черном платье, рыжие волосы струятся волнами по спине… Лисс вздрагивает во сне. Кто-то зашел в гостиную. Она пытается проснуться. Что с моими глазами, я не вижу ясно. Старуха не двигается, стоит перед камином и смотрит на нее. На ней что-то вроде формы и длинный зеленый плащ. Лоб замотан полотенцем, пропитанным кровью.

«Что тебе надо? Где Майлин?»

Она проснулась от собственного крика. За окном мелькнул абрис лица. Тебе не страшно, Лисс. Тебе больше не страшно. Она встала. Тень снаружи исчезла. Она побрела на кухню. Хотелось писать. Сунула руки в ведро и протерла лицо ледяной водой. Взяла лампу и вышла в темноту. Все еще шел снег, теперь гуще. На веранде перед окном гостиной она увидела следы. Она посветила. Следы сапог, больше ее, от двери к окну, оттуда к углу дома. Она зашла внутрь, взяла фонарик, набросила на себя огромную куртку, которую до сих пор не отдала. От угла она пошла по следам к сараю, там они терялись среди деревьев.

Снег шел всю оставшуюся ночь. Она не спала. Заперла дверь. Лежала в темноте с открытыми глазами. Поставила рядом с кроватью пустую винную бутылку. Не знала, что с ней делать. Разбить и использовать как оружие, наверное. «Мне не страшно, — повторила она. — Мне больше не страшно. Все, что случилось с Майлин, я тоже могу снести».

В конце концов она все равно заснула, потому что внезапно настал рассвет. Она встала, вышла пописать. Следов на веранде больше не было. Их замело. «Надо было их сфотографировать, — догадалась она. — Но кому их показать? С полицией больше не буду разговаривать», — решила она.

Она затопила камин и плиту. Вскипятила воду, размешала растворимый кофе. Завернулась в плед, закурила, села у окна и смотрела, как наступает день. Спешить некуда. И в то же время чувство, что надо что-то успеть сделать, пока не поздно. Она достала блокнот.

Следы на снегу. Зимние сапоги. На много размеров больше моих.

Сон: Майлин гребет в лодке к берегу, оборачивается, это не Майлин. В комнате бабушка. Хочет мне что-то сказать.

Она докурила сигарету, почувствовала жжение в груди. Хотелось есть. Есть и блевать. Еды, которая сгодилась бы, не было. Нужно было пихнуть в себя что-нибудь, что сделало бы ее сильной, непобедимой, яростной, даже если всего на полчаса. И такого тоже не было.

Я больше не хочу отсюда уезжать.

Ты не можешь остаться здесь, Лисс.

Мне больше некуда ехать.

Ты не можешь спрятаться. Мир там, где ты.

Она быстро взглянула на диван, где провела ночь. Одна из подушек упала на пол. Она подобрала ее и тут же обнаружила, что молния наполовину расстегнута. Внутри лежал листок. Свернутый шариком. Она расправила его. Заголовок статьи интернет-газеты. Двадцать первое ноября 2003 года, но распечатка была датирована десятым декабря 2008 года, за день до исчезновения Майлин.

«Пропавшая девушка девятнадцати лет найдена убитой недалеко от Бергена», — гласил заголовок.

Четверг, 1 января

В этот вечер в «Климте» было довольно пусто, но несколько знакомых сидели с пивом в баре, а за одним столиком все еще праздновали Новый год. Роар Хорват обменялся парой слов с парнем у стойки. Одного из них он не видел с тех пор, как они вместе играли в защите в юниорской команде, но даже он знал, что Роар расследует убийство «женщины, которая должна была быть в „Табу“». Роару пришлось бросить самое свое ироничное «по comments», на что ответили похлопыванием по плечу и поднятыми бокалами. Он и заметить не успел, как первая кружка опустела. Сходить в бар в Лиллестрёме было все равно что вернуться домой.

Дан-Леви Якобсен возник в дверях около туалета. Роару сначала показалось, что тот постригся, но потом он обнаружил, что товарищ собрал темные волосы сзади в хвостик. Далеко не писк моды, но Дан-Леви никогда не умел избавляться от своих длинных локонов, это был его «freak flag» с отсылкой к одной из его любимых песен. [24]

Они сели за столик в углу, где можно было поговорить спокойно. Дан-Леви, как обычно, интересовался холостяцкой жизнью. Роару пришлось признаться, что у него есть кое-кто, в надежде, что товарищ удовлетворит этим свое любопытство. Но вышло все совсем наоборот. Казалось, Дан-Леви ухватил на удочку огромную форель и начал ее сматывать.

— Надеюсь, не из полиции дамочка? Это не лучший прогноз.