Год Людоеда. Игры олигархов - Петр Кожевников Страница 61

Никто из бойцов фирмы ничего не понял, но всем стало ясно, что на заводе идут крутые разборки и шеф из каких-то своих соображений (а как же иначе?) решил туда направить несколько толковых ребят.

Шестеро бойцов вывалили из офиса во двор-колодец и в ожидании отправки разбрелись по нетронутым собачьими экскрементами участкам. Они курили, обменивались односложной информацией и пространными матерными композициями.

Еремей уже не раз поражался несуразности телосложения своих коллег. Их фигуры словно были укомплектованы из разных наборов туловищ, конечностей и голов. Глядя на них, Уздечкин вспоминал книжку, с которой играл в детстве. В ней на каждой странице было изображено по одной фигуре: матрос, школьница, летчик, чабан. Все внутренние страницы были поперек разрезаны на три равные части. За счет их неравномерного перелистывания у летчика могло появиться тело школьницы, а ноги футболиста. Наблюдая за коллегами, Еремей обычно прикидывал, как бы он перекроил их фигуры, если б имел некую сверхъестественную власть.

Уздечкин размышлял не только о дисгармонии охранников, но и о некоторых ритуалах, заведенных в их конторе. Например, о поцелуе, точнее, касании и трении щеками при встречах, которые они совершали одновременно с рукопожатием. Первое время для него действительно выглядели довольно странными столь трогательные приветствия парней, прошедших «горячие точки» СНГ и контрактную службу в различной Тмутаракани, побывавших в плену и тюрьмах, — в общем, так или иначе познавших цену жизни и смерти.

По правде говоря, через некоторое время после устройства в фирму Уздечкин и сам стал подвергаться опасности стать жертвой непонятного ему приветствия. В какой-то момент, очевидно признав его своим, бойцы норовили при встрече направить свое лицо на встречу с его щекой, чтобы, прильнув, как бы взаимно заземлиться и продолжать общение на некоторой общей частоте.

— Так мы чего, пустые поедем? — Дмитрий Таранов, по вполне естественной кличке Таран, довольно бестолково развел карикатурно короткими по сравнению с его крупным, отяжелевшим телом руками. Во время откровенных застолий он объяснял свою неестественную полноту отвратительным рационом в Таджикистане, где Дмитрий провел срочную службу. Кличка возникла также и благодаря слухам об отменной бойцовской подготовке Тарана, обретенной им за счет многолетнего увлечения борьбой дзюдо, которую минувшей ночью Еремей, несмотря на ослепительную победу, успел испытать на своем назойливо ноющем теле. — За какие гробовые и льготы членам семей погибших и поневоле опущенных нам энтот праздник?

Могу вам посоветовать одолжить волыну у Нашатыря, — с постоянной, словно замороженной или окаменевшей, улыбкой отнесся к озадаченному Таранову Марк Клептонян, отзывавшийся на прозвище Сэнсэй, связанное с его приверженностью карате и продолжительной тренерской практикой. Среди сформированной бригады Марк выглядел по-детски мелким, поскольку имел рост метра полтора. Голова же Клептоняна могла стать вполне пропорциональной деталью для двухметрового гиганта. Вынужденная же оставаться принадлежностью Сэнсэя, голова имела более самостоятельный вид, чем сам носитель, и вызывала у окружающих ощутимое уважение и сочувствие. — Или вы думаете, она ему может сегодня понадобиться?

Последняя фраза вызвала короткий, словно выстрелы, смягченные глушителем, смех с разных сторон собрания. Жильцы наполовину расселенного древнего флигеля, зажатого на набережной реки Карповки с двух сторон двумя стеклобетонными образцами современной архитектуры, тревожно выглядывали сквозь загаженные голубями стекла. Возможно, они с тревогой гадали, не по поводу ли их эвакуации в ближайшие пригороды хохочут парни с повадками лесных хищников и глазами западных киноубийц?

— Парни, вы… это… простите меня, внедряйтесь в мафиозные структуры. Ну… там… в налоговую полицию, таможенную службу, правительство. — Еремей изобразил Нестора, и смех усилился, обретя подобие нервозной дроби града по жестяным оконным карнизам. Лица жильцов отдалились от окон, помутнели и вовсе растаяли. — Начнете, простите меня, самостоятельную разработку, а потом придем мы, то есть профессионалы, кадровые офицеры разваленных демократами структур.

Во дворе раздалось рычание двигателя, и в арку въехала вороненая «тридцать первая» генерального директора, Тимура Асбестовича Острогова, снискавшего кличку Бакс за свое пристрастие к этому слову, а особенно самому предмету.

Ребята снизили уровень смеха и расступились, дабы уменьшить риск оказаться заляпанными грязью, выброшенной из-под колес набирающего" скорость «ГАЗа». Такая уж любопытная манера имелась у Бакса: разогнаться перед близкой парковкой и резко тормознуть, чтобы машину, как он сам отмечал, «аж зашатало».

Машина надрывно всхлипнула, поконвульсировала и затихла. Охранники с аккуратными улыбками посмотрели на знаменитую эмблему ООО «Девять миллиметров», запечатленную на передних дверях машины. Эта картинка уже лет пять как стала привычной и по-своему родной для петербуржцев. Черным цветом было выведено название частного охранного предприятия и его реквизиты, а желтым пуля, расположенная снизу вверх слева направо капсюлем к зрителю.

Горожане, завидев машины с «золотой», как они выражались, пулей на дверях, старались сделать вид, что ничего не заметили, дабы, согласно древнему поверью, не навлекать на себя лихую беду. Люди, которые не особо доверяли суевериям или же вовсе не принимали их в расчет, надеялись успеть укрыться за курсирующим мимо транспортом или просто переждать автомобили с изображением гигантской пули в ближайшей доступной парадной.

Для определенных, не всеми в равной степени почитаемых слоев общества, а именно питерского криминалитета, эмблема фирмы «Девять миллиметров» стала, кажется, своеобразным сигналом к действию. Так, эти не всегда гуманные по общепринятым меркам, люди объявили настоящую охоту на инкассаторский транспорт ООО «Девять миллиметров». Причем ни разу не случилось, чтобы ограбление оказалось сорванным.

Похожая картина наблюдалась и в магазинах, где на дверях появлялась самоклеящаяся этикетка с эмблемой «Девять миллиметров». Налеты на эти заведения успешно совершались тотчас после заключения договора об охране.

— Мы знаем, что наша эмблема стала таким же символом Санкт-Петербурга, как Петропавловская крепость, Ростральные колонны или кораблик на шпиле Адмиралтейства, — признавался шеф «Девяти миллиметров» в бесчисленных интервью, которые он давал, а злые языки цинично утверждали — покупал во многих СМИ.

Подчиненные Бакса привыкли видеть его представительное лицо на газетных и журнальных полосах, слышать его хрипловатый голос по радио и просматривать сюжеты про своего шефа в популярных телепрограммах. «Он с Москвой дружит, вот его и светят, чтобы при случае на какой-нибудь пост запихнуть!» — уверенно сообщали одни. «Да ему уже ничего не нужно! Он за эти годы столько нахапал, что для него главное — пожить для себя, а о другом у него голова не болит!» — со знанием дела утверждали другие. «Вы вначале сообразите, для чего наша контора создана? — озадачивали собеседников третьи. — Кто барыг и депутатов одного за другим хлопает? Хоть одного исполнителя нашли? То-то и оно! А вы, наверное, и не в курсе, что в нашей конторе числятся ребятишки, которых никто и никогда не видит? Вот и думайте сами: зачем все эти репортажи? Что, не доходит? А до того, кому надо, все доходит!»