Изгнание - Чарльз Паллисер Страница 61

Служанка на минуту исчезла, потом вернулась с подносом и поставила его перед хозяйкой. При виде обильного, невероятно вкусного завтрака у меня от голода засосало под ложечкой. С прошлой ночи и крошки во рту не было.

На колене старой леди вдруг появилась собачья лапа. Мастиф. Пока она ела, пес пытался засунуть нос в тарелку со сливочными кексами. Она оттолкнула его, что-то сказала служанке, та схватила мастифа за ошейник и исчезла. Через мгновение я услышал, как открылась задняя дверь, и, поняв, что пса выгнали из дома, решил ретироваться, но оказался недостаточно расторопным, перелезая через ограду. Псина подбежала ко мне и принялась лаять и рычать. Я спрыгнул на дорогу и спрятался за деревом, где прятался прежде. Пришлось обождать, пока собака не довела до сведения жителей дома, что к ним кто-то забрался. Я притих. Никто не вышел.

Я не вылезал из своей засады, надеясь вернуться, когда собаку уведут обратно в дом. Минут через двадцать случилось кое-что, чего я совсем не ожидал. Со стороны Страттон Певерел появился мужчина, идущий быстро, но осторожно. Дойдя до калитки в ограде, он достал из кармана огромный ключ и отворил калитку. Собака подбежала к нему, громко лая. Мужчина потянулся к своему ремню, на котором висела короткая плетка, мастиф притих и зарычал, заискивающе вытянув лапы.

Я его узнал. Это был незнакомец, сидевший в повозке с собакой в цепях. Поскольку он лежал, я не заметил того, что теперь стало очевидным: мужчина был невероятно высокого роста. Теперь стало ясно, кто он. Человек по кличке Том Франт, тот самый высоченный тип, какого я видел с Евфимией и принял за Давенанта Боргойна. Теперь я точно знал его настоящее имя: Уиллоуби Лиддиард. Думаю, мать дала сыну это нелепое аристократическое имя, претендуя на родство с Боргойнами.

Он прошел мимо двери, в которую выгнали собаку, и своим ключом открыл дверь в другую часть старого дома.

Оставаться здесь больше не стоило, и я продолжил путь. По дороге между Страттон Певерел и Страттон Херриард, вернее, в самом конце нашей грязной дороги, мимо меня прогромыхал дилижанс. В нем ехали домой мама и Евфимия, а извозчик даже не заметил мое приветствие.

Домой добрался около часа ночи, вошел тихонько, как только мог, проскользнув в парадную дверь и осторожно закрыв ее за собой. Украдкой пройдя через прихожую, я добрался до гостиной и посмотрел через щель в приоткрытой двери. Мама сидела на диване и смотрела, подняв голову, на Евфимию. Сестра стояла ко мне спиной и что-то говорила слишком тихо, чтобы можно было расслышать.

Я вошел в комнату. Мама вздрогнула и виновато посмотрела на меня. Евфимия повернулась с вызывающим выражением на лице.

Увидев Эффи, я ощутил волну ненависти, едва сумев выдержать ее взгляд. Она открыто глазела на меня.

Мама спросила, почему я шел так долго, и сказала, что они ждали меня через полтора часа.

Я съязвил:

– Вы обо мне беспокоились? Приношу свои извинения.

Потом я ушел и поднялся сюда.

Надо разобраться. Не в том, что сделали сестра и ее любезник, тут вполне ясно. Именно они писали анонимки. (Как близка была к истине миссис Куэнс, когда предположила, что письма рассылают женщина с соучастником-мужчиной.) Они пользовались сплетнями, которые Евфимия собирала у леди Терревест и ее служанки. Потом Лиддиард отвозил письма в Торчестер и отсылал их по почте. Именно он выбирался по ночам из своего убежища у леди Терревест и жестоко резал домашних животных. Теперь это совершенно ясно, но до сих пор непонятна их цель. Почему, после того как я принял одного высокого мужчину за другого, они продолжают делать вид, что моя сестра все еще встречается с Давенантом Боргойном и возбуждают во мне ревность к нему? Чего хотят добиться? Зачем рассылать письма с яростными угрозами к нему, намекая на то, что они исходят от меня? И почему так важно, чтобы я был на балу? Кроме того, насколько осведомлена мама?

Не сомкнув глаз со вчерашнего утра, я должен сделать паузу и отдохнуть.

Семь часов

Я свалился в постель полностью одетым и проспал несколько часов, проснувшись от далекого стука. Поспешив вниз, я увидел, как Бетси открыла входную дверь. На пороге возвышался огромный лакей в ливрее и громогласно сообщил, что он от мистера и миссис Томкинсон. Бетси испуганно замерла перед этой впечатляющей фигурой, и мне пришлось поторопиться. Слуга протянул запечатанный конверт, адресованный маме.

Я отнес конверт в гостиную, где в одиночестве сидела мама. Имя ничего не говорило никому из нас, но в записке самыми деликатными выражениями сообщалось, что они являются сестрой и свояком миссис Пейтресс. Они приехали на Страттон Певерел по ее просьбе, чтобы закрыть дом, вывезти пожитки и расплатиться со слугами. (Вот тебе и сплетни про судебных приставов!) Миссис Пейтресс попросила их доставить нам некий предмет в качестве подарка, и, если удобно, они хотели бы принести его в течение двух часов, и были бы рады пообщаться с нами, хотя и совсем недолго.

Мама отправила Бетси за Евфимией, и после написала записку для Томкинсонов с приглашением на чай, с которой лакей и удалился.

Мама с сестрой обсудили странность послания. Потом принялись отчаянно хлопотать по дому, пытаясь сделать его менее запущенным, а комнаты более привлекательными. Вскоре Бетси взялась за уборку.

Мне надо было прибраться у себя. Я поднялся сюда, сломал трубку и сложил все с ней связанное в маленькую деревянную коробку. Выйдя на улицу, направился по тропинке к берегу, открыл коробку и высыпал ее содержимое в море. Оно стало причиной всего самого худшего, что я когда-либо совершал, и отдало меня во власть тех, кто желал мне зла.

Вернувшись, проходя мимо Евфимии в гостиной, я позволил себе саркастическую ухмылку и произнес:

– Сегодня не идешь к леди Терревест?

Она прошла мимо, ничего не ответив. Полагаю, теперь в Трабвел нет того, что ее туда влекло. К тому же, не думаю, что появятся новые письма с угрозами. Какой бы цели они ни служили, она достигнута либо нет.

Я крикнул ей вдогонку:

– Не могла бы ты на несколько минут отложить свой уход? Мне надо кое-что сообщить тебе и маме.

Она остановилась, развернулась и последовала за мной в гостиную.

Мама сидела за вышиванием и вздрогнула, когда мы вошли. Я попросил Евфимию сесть и сказал:

– Хочу рассказать, что случилось в Кембридже. Больше не буду ничего от вас скрывать. Все зашло слишком далеко. Вот вам правда. Я подружился с Эдмундом Вебстером до того, как понял, насколько он опасен для меня. Никогда прежде никто мне так не нравился. Но постепенно я узнал, что, будучи весьма богатым, он ввязался в распутную жизнь. Он и его богемные друзья были пьяницы, игроки и даже еще хуже. Но Эдмунд пристрастил меня к тому, что привело к плохим последствиям. К опиуму.

Вот. Наконец-то я это сказал и знал, что теперь Евфимия надо мной не властна. Они с мамой переглянулись.

Я продолжил:

– Мы не осознавали, насколько он опасен. Дядя Эдмунда сколотил состояние, торгуя с китайцами, и научил племянника курить наркотик, как это делается на Востоке. Пристрастившись, очень трудно избавиться от дурной привычки. Но у меня для вас замечательная новость. Я бросил. Только что выбросил свой опиум и трубку.