Остров Свиней - Мо Хайдер Страница 63

Но прежде чем я успела ответить, она шагнула к кровати, повернулась, и внезапно я увидела все, что хотела. Чтобы удержаться на ногах, я схватилась рукой за дверную раму и неотрывно смотрела широко раскрытыми глазами. Хвост — хотя я знала, что это не хвост, — вырастал из позвоночника, словно гигантский корень дерева. Сначала он шел прямо вниз, затем слегка свешивался на сторону.

«Скопление обызвествлений в тазу, в крестцово-копчиковой области прорезается деформированная трубчатая кость. Паразитическая…»

Ее руки на миг скользнули за спину, но она их тут же подняла — прямо вверх, так что теперь я видела абсолютно все. И я знала, я ясно видела, что это вовсе не хвост, а деформированная нога.

«Паразитическая… Паразитическая конечность…»

Сверху шла толстая, хорошо заметная вена, прямо до раздутого кончика, явно представлявшего собой несформировавшуюся, лопатообразную ступню. Я представила себе то, что, как я знала, находилось внутри ее: близнец с открытым ртом, который пьет у Анджелины кровь, зевая и икая, обнажая свои окровавленные зубы, как это делают дети в материнской утробе. Я представила себе, как бьется ее сердце, стараясь накормить близнеца. Мне захотелось ее ударить. Мне захотелось схватить ее за ногу и оторвать — я уже начинала думать, что Оукси извращенец. Казалось немыслимым, что он мог ее желать. Учитывая, как она выглядит… как кто-то вообще может ее желать…

Я больно прикусила язык, по зубам потекла кровь, и желание ударить ее наконец прошло.

— Дупликата инкомплета, — сказала я, и мой голос прозвучал громче, чем я ожидала. — Дупликата инкомплета. Неполное разделение.

После этого наступила пауза. Руки у Анджелины слегка дрогнули, словно разом потяжелев. Но потом она с усилием подняла их снова.

— Я не буду делать операцию, — тихим, сдавленным голосом произнесла она. — Мне это не нравится, потому что я ничего не сделала и тут нечего…

— Паразитический близнец. Без головы. Без сердца. — Я сделала паузу, чтобы это улеглось у нее в голове. — Только эта нога и несколько позвонков внутри тебя.

Она сразу обмякла, издала какой-то звук, затем все ее тело начало дрожать. Она повалилась на кровать, одновременно пытаясь откатиться в сторону и подтянуть к себе конечность. По ее лицу текли слезы жалости к самой себе.

— Не плачь! — Это я должна плакать, а вовсе не она. — Перестань. Перестань сейчас же! — Я сделала несколько шагов и теперь стояла над ней, глядя на ее тело, на ее покрытые шрамами ноги. — Перестань!

Но она продолжала рыдать, голова прижималась к задранным коленям, открывая все-все, казавшееся спереди совершенно нормальным — вульва и большие половые губы, пучок волос сверху (не забудьте, что я профессионал — вот почему я отношусь к этому так прагматично). Руки Анджелины обвивали ногу, тесно прижимая ее к телу, — она шла прямо вдоль бедра, затем слегка свешивалась, напряженная и шероховатая, словно хотела упасть на кровать, но не могла этого сделать. Я присела на корточки — так, что ее отдающая слабым перечным запахом вульва оказалась у меня на уровне глаз. Когда Анджелина поняла, что я переместилась, она открыла глаза, встретилась со мной взглядом и попыталась привстать, на ее лице отразилась паника. Но я не дала ей времени на то, чтобы заговорить. Вплотную приблизившись к постели, я оттолкнула ее бедро в сторону и прижала его коленом. Другое я пригнула вниз, чтобы все видеть.

— Нет! — прорыдала она, протягивая ко мне руки. — Пожалуйста…

Но я оттолкнула ее руки. Ее влагалище было слегка приоткрыто. Я видела, что оно слегка увлажнилось, отливая серебром, а потом заметила уходящую назад гладкую розоватую промежность в виде буквы V, за ней находилась плоская пластина хвоста с небольшой продольной складкой вроде рубца. И тут — я сама не знаю, что на меня нашло, — я ввела в ее влагалище два пальца. Анджелина ахнула, но я погрузила их поглубже, в голове мелькнула мысль, что если я копну достаточно глубоко, то найду то, чего хочет Оукси. А если найду, то вырву это из нее и отдам ему, завернув в окровавленный носовой платок.

— Оставьте! Оставьте меня!

Схватив меня за руки, она попыталась отвести их в сторону, ее ступни отчаянно молотили по кровати. Но я не отпускала ее, передвинув пальцы от влагалища к анусу. Продвигая пальцы вверх, я думала о рвущихся мембранах, чувствовала стискивающие меня мышцы, ощущала гладкие внутренние поверхности, в то время как Анджелина отчаянно царапала мне руку, вцепившись в нее ногтями. Близнец был где-то там — я представляла себе его лицо, руки, ногти, кишечник, позвоночник, все это сложено гармошкой внутри ее таза в пучок из костей и мышц размером в эмбрион. Возможно, я сейчас наткнусь на нос или ухо. Попаду ногтем в его глаз.

— Отпустите меня!

Она откатилась в сторону, мои ногти граблями прошлись внутри ее и выскользнули наружу. Задыхаясь, она откатилась еще дальше, зажимая руками промежность. Я отступила назад, вся в поту, тяжело дыша, в голове стучало.

— Ты ему отвратительна. Ты это понимаешь? Его тошнит от тебя. — По моему лицу текли слезы. — Он сказал, что когда он в первый раз тебя увидел, то отошел в сторону, и его вырвало. Ты это знаешь?

— Нет. — Она расслабленно лежала на боку, дрожа и плача. — Он этого не говорил.

— Говорил. — Я посмотрела на свои пальцы, липкие и дрожащие. — Именно так он и говорил. Уж поверь мне.

Деревянной походкой я прошла в ванную и стала мыть руки горячей водой и огромным количеством мыла, зубы дрожали так, будто я замерзаю. Я знала, что уже пересекла черту. Я знала, что обратной дороги нет. Я все мыла, и мыла, и мыла руки до тех пор, пока они не стали шершавыми, а желание плакать не исчезло. После этого я прошла в спальню и надела брюки и блузку. Я все решила — пора ехать в Лондон. Мне нечего показать Кристофу, но если я не увижу его, не поговорю с ним, я просто сойду с ума.

У людей в мозгах часто образуются желобки, по которым движутся мысли, когда они считают, будто знают все, что нужно знать. И тогда они перестают пробовать что-нибудь новое. В случае с Лекси я считал, будто знаю ее слишком хорошо, и в результате перестал правильно ее воспринимать. Вот почему я нисколько не ожидал того, что обнаружу, когда вернусь в тот день в номер для изнасилованных.

До этого под музыку «Мэссив этэк» я два часа мотался по туристическим маршрутам, обдумывая различные стратегии. Я так много думал о Лекси, что но идее должен был бы испытать облегчение, когда притормозил машину возле номера для изнасилованных. Вместо этого я чувствовал себя настоящим королем придурков. Я не мог заставить себя войти внутрь и долго сидел, положив руки на руль и глядя на грязь у себя под ногтями, и отчаянно пытался сложить какие-то фразы, мысленно входя в дом и начиная разговор. Буря утихла. Мокрые ветви деревьев блестели в лучах послеполуденного солнца, но шторы в гостиной были задернуты, и я представлял, как Лекси сидит там, словно аршин проглотила, на одном из голубых кресел, и пристально смотрит на меня. Анджелина же должна быть наверху.