Твое сердце принадлежит мне - Дин Кунц Страница 64

– Список, о котором ты говоришь… Объединенная сеть донорских органов?

– Да. Совершенно верно.

– И как долго ты ждал нового сердца?

Если бы она нацелила пистолет на что-то еще – не на него, если бы начала подниматься с кресла, если бы чем-то отвлеклась, он мог бы соскользнуть с лей-зи-боя и пнуть кофейный столик. Лампы бы разбились, масло растеклось, и в возникшем хаосе он мог бы избежать смертельного выстрела. Эпизод этот прокрутился у него в голове, совсем как в каком-нибудь голливудском фильме, но идея могла сработать, могла, потому что кино местами копировало жизнь. Вот Райан и решил, что должен ей подыгрывать, не мешать говорить, надеяться, что она предоставит ему возможность для нанесения ответного удара.

– Доктор Гапта, он дал мне год. Максимум год. Но я мог умереть и через шесть месяцев или раньше. Мне не могли подобрать донора почти четыре месяца.

– Некоторые люди ждут год, два, – указала Вайолет. – Многие не дожидаются. Тебе подобрали идеального донора… за месяц.

– Нет. За четыре. За четыре месяца.

– За один месяц после того, как ты перешел к доктору Хоббу.

– Я перешел к нему, потому что доктор Хобб – блестящий хирург с мировым признанием, имеющий лицензию на проведение кардиологических операций в нескольких странах. Он может вносить своих пациентов в список Международной сети донорских органов.

Ее серо-зеленые глаза широко раскрылись, будто он сказал ей что-то такое, чего она не знала.

– Международная сеть донорских органов, – она кивнула, переваривая эту новость, но тут же глаза превратились в щелочки. – Нет такого списка.

– Разумеется, есть. И меня в него внесли. И твою сестру тоже. После аварии наши параметры во многом совпали, и доктору Хоббу позвонили.

Она поднялась с кресла, но дуло пистолета постоянно смотрело на Райана, так что шанса перевернуть кофейный столик у него не было.

– О какой аварии ты говоришь?

– Автомобильной аварии. В которой Лили получила травму головы.

– Лили попала в автомобильную аварию, – говорила Вайолет монотонно, без малейших эмоций. Словно в трансе.

Ее серо-зеленые глаза превратились в два блестящих, холодных камешка. Она медленно двинулась вокруг кофейного столика, грозная, словно охотящийся тигр.

– Послушай… такое случается. Просто случается. Никто в этом не виноват.

– Такое случается, – тем же голосом повторила Вайолет. – Никто не виноват.

– Если, возможно…

– Если, возможно? – она притормозила у камина.

– Если ты сидела за рулем, то не можешь винить себя.

– Ты думаешь, я сидела за рулем.

Любой ответ мог оказаться неправильным, но молчание могло убедить Вайолет, что пора его пристрелить.

– Я не знаю. Просто думал, что это объясняет… твою реакцию. Объясняет… почему ты здесь.

Если в глазах читались намерения человека, ее однозначно говорили ему, что он – покойник. Взгляд стал острым, как кромки осколков разбившейся фарфоровой чашки, и полыхал яростью.

– Я не сидела за рулем, потому что никакой аварии не было. Ни аварии, ни травмы головы, ни международного списка. Кипящая жизнью, совершенно здоровая Лили подошла тебе по параметрам, и ее убили, чтобы ты смог получить ее сердце.

От того, что Райан качал головой, боль усиливалась многократно, сводила с ума, распространялась по всему телу. Но он качал головой, качал, отрицая слова Вайолет.

– Почему ты полетел в Шанхай за трансплантантом? Почему так далеко?

– Там произошла автомобильная авария. Ее жизнь поддерживали машины. Мозг умер, но тело жило, пока мы не прилетели туда, я, доктор Хобб и его операционная бригада.

– Ты знаешь, что такое Фалун Гонг?

Райан опять покачал головой. Он не знал. Из вопроса следовало, что должен знать, но он не знал.

– Фалун Гонг – духовное учение, объединяющее людей посредством определенных упражнений и медитации.

– Никогда о нем не слышал. Должен был?

– Оно появилось в 1992 году, а в 1999-м его запретили после того, как десять тысяч последователей учения молчаливо протестовали против массовых арестов и избиения людей в городе Тайнджун.

От качания головой не только усиливалась боль, но и путались мысли, но Райан качал ею и качал, словно не хотел, чтобы боль ушла, а мысли перестали путаться.

– Духовная жизнь в Китае не приветствуется. В трудовых лагерях моей страны половина заключенных – последователи Фалун Гонг, – продолжила Вайолет. – Их бьют, заставляют работать до смерти, пытают.

Судя по голосу, Вайолет обошла лей-зи-бой, вновь оказалась у него за спиной. Райан поднял голову, и, хотя перед глазами чуть прояснилось, а боль ослабла, видел он не столь хорошо, чтобы утверждать, что ее нет среди теней в той части комнаты, которая находилась перед ним.

– Смотри вперед, – приказала Вайолет. – Не поворачивайся.

Райан не думал, что она выстрелит ему в затылок. Полагал, что еще какое-то время будет мучить его, а нажимая на спусковой крючок, захочет, чтобы он смотрел в дуло пистолета.

– Лили исповедовала это учение. Бедная, милая мечтательница. Моя близняшка, но совсем другая. У меня гораздо больше зла, и в разуме, и в сердце.

Словно зная, о чем думал Райан, Вайолет вдавила срез глушителя ему в затылок, и он разом перестал качать головой.

– Господи, нет. Ты допускаешь ошибку.

В том месте, где глушитель прижимался к затылку, у Райана, казалось, возник третий глаз, и, закрывая те два, с которыми родился, он мог видеть пулю в дальнем конце ствола.

– Лили, работавшая портнихой и жившая на скромное жалованье, искала что-то такое, что скрасит ее жизнь и оправдает существование на этой земле. Отсюда и Фалун Гонг.

От его крови на руках, лице, раскладном кресле шел слабый запах, который, возможно, мог унюхать только он. От этого запаха к горлу подкатывала тошнота.

– Они арестовали Лили два года тому назад. Я потратила год, пытаясь ее освободить, действовала осторожно, не привлекая к себе внимания.

В темноте Райана начало качать, как на палубе яхты в штормовом море, и он открыл глаза, уставился на кресло, в котором недавно сидела Вайолет.

– Тяжелый труд, избиения, пытки, изнасилования – это не все, чему подвергали в трудовых лагерях последователей учения. Некоторых, наоборот, обеспечивали всем необходимым, потому что хорошее здоровье оказалось доходным товаром.

Рыдание вырвалось из груди Райана, но он попытался взять себя в руки, потому что чувствовал – его слезы сочувствия не вызовут, только приблизят к смерти. Ему следовало сдерживать эмоции, чтобы потом как-то убедить Вайолет внять голосу разума.