Квинканкс. Том 2 - Чарльз Паллисер Страница 65

Далее Хаффамы, вознамерившись отвоевать утраченное, завязали дружбу со сторонниками парламента и яростно выступили против папистов. Что ж, кто кинет в них камень? Мы немало наслышаны о семействах, которые приспосабливали свою веру к интересам противоборствующих партий ради собственного благополучия. Да-да, и отрекались не только от папизма, а от куда большего. И тем не менее Хаффамы неверно оценили современный им политический настрой, тогда как дальновидные Момпессоны сумели заранее предугадать Реставрацию. Итак, при столь счастливом обороте событий Хаффамы остались ни с чем, зато Момпессоны удержали все ими приобретенное и к началу правления доброй старой королевы сделались подлинными представителями благородного сословия, хотя никак не могли равняться с нами в богатстве, поскольку мы продолжали числиться среди крупнейших землевладельцев во всей Англии. Ваш дедушка унаследовал прекрасную собственность, не отягощенную никакими доказательствами, поскольку был единственным сыном, хотя у него и были две сестры — Летиция и Луиза. В молодые лета ваш дедушка, боюсь, отличался разгульной необузданностью — почти такой же, что и ваш отец; с компанией столичных франтов он принимал участие во всех шумных попойках, нередко имевших самые плачевные последствия. Он играл в азартные игры, кутил и тратил время и деньги по примеру тогдашних состоятельных юных джентльменов — впрочем, такое, наверное, происходило во все времена. Он брал в долг — и огромные суммы, которые требовались то на новую карету, то на лошадей, то на… Словом, на все то, в чем нуждается в Лондоне молодой джентльмен. Он уже начал занимать деньги с расчетом на наследство еще до достижения совершеннолетия, хотя представляемые им гарантии по суду не имели ни малейшей силы в случае его отказа оплатить выданные векселя. Войдя в права наследства после кончины своего отца, мистер Джеффри предпочел выполнить все свои денежные обязательства (вопреки совету мистера Патерностера отказаться от уплаты долгов), ради чего ему пришлось занять громадные суммы под залог унаследованных им земель.

Теперь главным его кредитором стал Николас Клоудир — торговец, ростовщик, авантюрист, затевавший всякие дурные дела. Ваш дедушка считал его подобием гриба, который вдруг вырос в укромном месте, и звал его не иначе как Старым Ником — как кличут самого дьявола, и говорил, что это для него самое подходящее имя. Клоудир уже располагал солидным состоянием, и основной его целью было вступить в союз с достойным уважения старинным семейством, с тем чтобы деньгами проложить себе дорогу в общество землевладельцев. Он вцепился в вашего дедушку мертвой хваткой, и спустя несколько лет имение оказалось заложенным почти полностью; мистер Джеффри уже с трудом выплачивал проценты, что давало Клоудиру шанс лишить его права выкупа собственности. Однако в самый последний момент ваш дедушка сумел спасти имение. В нем всегда говорила фамильная гордость, и ему была непереносима мысль, что наши наследственные земли попадут в когти ничтожного вексельного маклера. Поэтому мистер Джеффри запер дом в столице и обосновался в Хафеме, взяв управление имением всецело в свои руки. Благодаря этому ему удалось поправить свои дела и еще через несколько лет избавиться от Клоудира, который впал в ярость, полагая себя обманутым как раз перед тем, когда добыча, казалось, уже была в его руках.

Что ж, какое-то время все шло хорошо и так бы оно и продолжалось, если бы вашего дедушку не охватила строительная лихорадка, которой тогда было заражено все мелкопоместное дворянство. Вместо того чтобы, руководствуясь благоразумием, погасить долговые обязательства, держателем которых по-прежнему оставался Клоудир, мистер Джеффри продлил срок их выплаты с целью высвободить средства на покупку известкового раствора и кирпичей. Старый Холл показался ему жилищем, недостойным джентльмена, и он твердо вознамерился возвести поблизости прекрасный новый дом. Странно, что подобные заботы ничуть его не волновали здесь, в Лондоне, и он преспокойно жил в этом самом доме, хотя наш квартал перестал быть стильным с тех пор, как построили новые улицы за Сент-Джеймсом вплоть до Тайберна. (Наши окрестности пришли в плачевное состояние. Знать за последние пять-шесть десятков лет отсюда поразъехалась, почему и стоимость этого дома теперь куда ниже, чем в те дни, когда ваш дедушка пообещал его мне. Вы, должно быть, заметили публичный дом рядом с номером шестнадцать, у которого стоят в ряд кареты и портшезы? А солдатских грошовых шлюх у стены Прайви-Гарденз? Вот почему ваш дедушка сделал фасадом дома его заднюю часть и построил там вестибюль.) Конечно же, отказавшись от прежних привычек, он наведывался в город только по делам, связанным с возведением и благоустройством своего нового дома. Именно будучи в Лондоне, он и завел знакомство с мистером Дейвидом Момпессоном, старшим сыном в этом семействе, который был его ровесником. Момпессона обуревало стремление утвердиться в светском обществе и, пользуясь привилегиями земляка, он довольно близко сошелся с мистером Джеффри. Решившись связать себя родственными узами с вашим семейством и зная о финансовых затруднениях вашего дедушки, он начал оказывать знаки внимания его младшей сестре, Луизе, и через какое-то время отважился просить у мистера Джеффри ее руки.

Однако ваш дедушка, помня о том, какими путями Момпессоны добыли себе богатство, и почитая их нищими выскочками, пришел в крайнее негодование от этой дерзости и отказал соискателю в самых оскорбительных выражениях. Мистер Момпессон воспринял отказ весьма болезненно и, как я скажу позже, вознамерился отомстить за нанесенное ему оскорбление. Имея целью умножить благосостояние семьи, он подыскал себе невесту с таким приданым, на какое позволяло рассчитывать его положение, — дочь бристольского купца. Затем он вступил в партнерство со своим тестем и вскоре после рождения сына Хьюго отплыл в Вест-Индию, где и жительствовал лет десять. Жена родила ему и дочь Анну — спустя несколько месяцев после его отъезда.

Ваш дедушка также, растрачивая все больше и больше денег на свою строительную манию, начал присматривать себе богатую невесту и также обручился с наследницей изрядного состояния. Боюсь, деньги — единственное, что его интересовало; любви между супругами не было, и это привело к беде. Вскоре у мистера Джеффри родилась дочь, которую он назвал Элис.

Затем мистер Дейвид Момпессон вернулся в Англию, сколотив торговлей в Вест-Индии солидный капитал; там он сделался владельцем сахарных плантаций, кораблей и многого другого, что мне трудно перечислить. Он приобрел новый дом на Брук-стрит, где его семья обитает и по сей день. Далее он стал членом парламента и купил себе баронетство (ваш дедушка частенько повторял, что король мог, конечно, сделать его баронетом, зато сам сатана не превратит его в джентльмена). Он обзавелся также гербом, на котором красовался квинканкс Хаффамов, заявив, что издревле это была эмблема Момпессонов — хотя ваш дедушка бурно негодовал по поводу такой наглости. Однако он не приобрел себе усадьбы, поскольку положил себе целью тем или иным способом заполучить себе имение Хафем; он полагал, что окрестные деревушки, называемые «Момпессон», подтверждали его притязания на древность рода, и желал также покарать мистера Джеффри за отвергнутое сватовство. Но из-за плохого здоровья, надломленного тропическим климатом, он прожил недолго — умер вскоре после своего возвращения в Англию. Его сын, нынешний сэр Хьюго, унаследовал не только отцовские плантации в Вест-Индии, но и алчное стремление завладеть имением вашего дедушки.