Завет Макиавелли - Аллан Фолсом Страница 65

Зеленоглазая и черноволосая, она в свои шестьдесят шесть лет до сих пор была на удивление хороша собой. Родилась Лючиана на острове Искья в Неаполитанском заливе, где владела гостиницей «Пансионе Мадонелла». Специально нанятый частный детектив установил, что она покидала остров дважды или трижды в году, дней на десять. Этого времени хватало на поездку по городкам и деревням Северной и Центральной Италии: поездку для встреч с мужчинами и женщинами, имевшими знак Альдебарана на большом пальце левой руки. Не задерживаясь, она неизменно возвращалась на Искью, в свою гостиницу.

Каждый год в одно и то же время Лючиана посещала монастырь Монсеррат, где останавливалась в преобразованном в отель гостевом доме «Аббат Сиснерос» на несколько дней. Зачем и связаны ли заботы монастырские с делами ковена, Деми узнать так и не удалось. Правда, уже более десяти лет Руфус Бек брал отпуск и отправлялся в Европу неизменно в это время… Деми не обращала внимания на такое совпадение вплоть до вчерашнего дня, когда застала сакердотессу в отеле «Регент маджестик», в номере преподобного Бека. По совести говоря, нетрудно было догадаться и раньше, но когда Бек представил Лючиану как «старого друга», у Деми перехватило дыхание от неожиданности.

12.00

Микроавтобус тряхнуло на неровной дороге, и Деми отвлеклась от воспоминаний. С одной стороны дорогу ограждала естественная стена из песчаника; до нее, казалось, можно дотянуться рукой. На другой стороне, за долиной реки Льобрегат, растворялись в дымке холмы пониже.

Водитель внимательно следил за дорогой, а Бек и Лючиана по-прежнему молчали, погрузившись в чтение.

«Осталось потерпеть совсем немного», — сказала себе Деми. Она уже на месте — почти. После стольких лет поисков и ожидания. Монастырь совсем близко; если ничего не сорвется в последний момент, будет еще встреча с доктором Фоксом. Тогда останется лишь короткий путь туда, где совершится важнейший ритуал ковена Альдебарана.

Воспоминания внезапно нахлынули вновь, отступая на многие годы в прошлое. Ей ведь ничего не полагается знать о Лючиане. Рассказанная Мартену история о пропавшей сестре тоже вранье. Не было никакой сестры, а вот мать пропала восемнадцать лет назад, когда Деми было только восемь. И пропала она не на Мальте, а в Париже, куда родители перебрались вскоре после свадьбы. Тогда же отец поменял итальянскую фамилию Пьяченти на французскую Пикар.

Мать родила Деми в пятнадцать и бесследно исчезла в возрасте двадцати четырех лет по дороге на ближайший рынок, куда обыкновенно ходила за продуктами. Полиции удалось установить только один факт: до рынка она в тот день так и не дошла. Ни в больницах, ни в морге ее не оказалось. Ничего не обнаружилось ни через неделю, ни через две, ни через три. Люди исчезают постоянно, объяснили в полиции, и по самым разным причинам. Иногда возвращаются сами, но чаще нет. И не потому, что произошло нечто особенное, — просто не хотят. Так дело и осталось незакрытым, а отец вынужден был в одиночку воспитывать дочь.

Второй удар обрушился спустя четыре месяца, когда в результате несчастного случая на автомобильном заводе погиб и отец. Осиротев, девочка в соответствии с завещанием отца осталась на попечении тети, преподававшей французский и итальянский в престижной частной школе неподалеку от Лондона. Так они и жили вдвоем в небольшой квартирке в студенческом городке; Деми приняли в эту же школу, поскольку тетя там работала. Тетя оказалась родственницей дальней во всех отношениях, и новая жизнь принесла Деми только хорошее образование и знание английского языка. Росла же она как придется.

Через несколько месяцев после переезда в Англию для Деми пришла посылка из Парижа. В ней были личные вещи матери: несколько платьев, фотография, откуда смотрели ее большие карие глаза, спокойные и сосредоточенные, книги, в основном на итальянском, и еще рисунки — абстрактные наброски, которые мать делала в свободное время. Кроме фотографий и платьев, мало что могло заинтересовать девочку, которой не исполнилось и девяти лет, еще не оправившуюся от потери, одинокую и растерянную; уверенную, что мать жива, и ждущую каждый день письма, которое так и не пришло. Деми всегда носила фотографию матери при себе, вглядываясь в каждую незнакомую женщину, молясь и надеясь, что однажды увидит то единственное лицо, а родные руки обнимут ее, чтобы уже не отпускать никогда.

С течением времени боль потери никак не утихала. Маленькая Деми не сомневалась, что мама жива, хотя тетя и потратила немало сил, убеждая девочку не терзать себя напрасной надеждой. Напротив, уверенность росла с каждым ударом сердца. Однако дни шли за днями, складываясь в года, но не принося никаких известий. Деми лишь могла смотреть бессильно и одиноко, как за другими школьниками приезжают родители, чтобы забрать домой. Забрать на выходные, на каникулы, в путешествие… Отвлечься от тоски можно было только уроками.

И вот утром семнадцатого дня рождения Деми получила письмо от адвоката из Парижа. В конверте лежал другой, поменьше и короткая записка, где было сказано: «В соответствии с завещанием Вашего отца настоящее письмо надлежит доставить в день Вашего семнадцатилетия».

Деми разорвала второй конверт, не зная, что и думать. Внутри оказалось письмо, написанное рукой отца; судя по дате, незадолго до смерти.

Деми, девочка моя!

Письмо это попадет в твои руки, когда ты сможешь понять меня лучше. Я знаю, как ты любишь свою мать и как тебе ее не хватает даже сейчас. Ты хочешь знать, что с ней произошло; это вполне естественно. Ты будешь теряться в догадках многие годы, возможно до конца жизни. Поверь, она любила тебя, как только мать может любить свою дочь, но ради себя самой, ради твоих собственных детей и внуков, не пытайся ничего выяснить. Повторяю: никогда, ни при каких обстоятельствах не пытайся узнать ее судьбу. Есть вещи, о которых слишком опасно не только судить, о них нельзя даже слышать. Отнесись к моему предупреждению серьезно: я забочусь только о твоем счастье и безопасности.

Всегда любящий тебя отец.

Письмо потрясло Деми. Она немедленно позвонила юристу в Париж, требуя объяснений. Тот лишь ответил, что понятия не имеет о содержании письма и переслал его в соответствии с последней волей клиента. Повесив трубку, Деми бросилась к чемодану, где лежали материнские вещи — единственная надежда узнать больше. Там, конечно, не нашлось ничего нового: все те же платья, те же итальянские книги, те же рисунки, виденные сотни раз. На этот раз, то ли не зная, с чего начать, то ли желая прежде всего коснуться предметов, созданных собственной рукой матери, Деми обратилась к наброскам. Всего их было тридцать четыре; некоторые не больше визитной карточки. На таком-то маленьком листке и нашелся рисунок, показавшийся необычным: несколько штрихов, составивших равносторонний крест с кружками на концах. Внизу рукой матери мелкими буквами было написано единственное слово — «боскетто».

Сердце Деми заныло: рисунок каким-то образом связался со зловещим письмом отца. Она в тысячный раз вытащила из сумочки фотографию. Во взгляде матери сегодня читалось особое значение, будто та глядела дочери прямо в глаза. Деми перечитала письмо еще раз, потом вернулась к рисунку. От странного слова повеяло холодом.