Тень - Карин Альвтеген Страница 67

— Разве мы недостаточно долго старались?

Он хотел ответить, но не находил слов. Она задавала ужасные вопросы. Заставляла его упрашивать себя. Объяснять словами собственные чувства. Она требовала неосуществимого. Он же хотел только, чтобы все осталось как есть. Чтобы ничего не менялось. И чтобы выбор всегда был за ним.

— Но у нас есть Элен.

— Элен останется нашей дочерью, даже если мы разведемся. Ян-Эрик, если серьезно, то мы просто живем по одному адресу. Больше нас ничто не объединяет.

Она поменяла позу, откашлялась. А потом вдруг вспомнила:

— Тебя искала Лена. Просила, чтобы ты перезвонил.

В голосе ни намека на злость. Информация по делу.

— Какая Лена?

— Лена из Гётеборга.

Сперва он ничего не понял. Насколько он помнил, знакомых по имени Лена у него в Гётеборге не было. Но, сообразив, о ком речь, он, к собственному стыду, почувствовал, что краснеет.

— Я не знаю никакой Лены из Гётеборга.

Он хотел посмотреть жене в глаза, но не смог и отвел взгляд в сторону.

Свой телефон он женщинам не оставлял, в крайнем случае давал номер мобильного. Но и в нем для подстраховки менял какую-нибудь цифру — как бы намекая, что не расположен продолжать знакомство.

— Это не важно, Ян-Эрик. Странно, конечно, но я даже рада за тебя.

Он удивился:

— То есть ты считаешь, что у меня связь с какой-то Леной из Гётеборга?

— Да.

Он фыркнул:

— Это не так, я понятия не имею, кто такая эта Лена. Возможно, это какая-то зрительница, которая была на моем вечере. Ты поэтому хочешь развестись? Потому что считаешь, будто я тебе изменил?

— Нет, не поэтому.

Он не понимал, почему она так спокойна. Почему не боится катастрофы, которую сама же сейчас призывает? У нее должен быть какой-то источник силы. И вдруг он понял. Есть другой. Есть мужчина, который занял его место и который подбил ее на разрыв с ним. Теперь спокойствие Луизы стало понятно. Разрушив отношения с Яном-Эриком, она расчистит себе дорогу. Все уже продумано, одиночество ей не грозит, она просто изымает его из своей жизни и заменяет на более удачную модель.

— Я понял! Ты пытаешься обвинить меня, упоминаешь какую-то Лену из Гётеборга, хотя на самом деле сама встретила другого!

Луиза опустила взгляд, потом подняла глаза на Яна-Эрика, и по ее губам пробежала слабая улыбка. В ней не было ни капли злорадства или самодовольства. От такой невозмутимости Ян-Эрик взорвался:

— Признайся! Признайся, что у тебя есть другой!

— Нет, Ян-Эрик, у меня никого нет.

Он ей не поверил. Подумал, что она врет, чтобы обелить себя. Но она заговорила снова, и ее слова разрушили все его хитрые умозаключения.

— Но если бы ты знал, как бы мне хотелось, чтобы это было правдой.

Он сжал кулаки. Представил, как на его территорию проникает чужой. А он не ждет нападения и не может защититься. К тому же никто в его защите не нуждается.

— Ты отец Элен и им всегда останешься, Ян-Эрик. Я не хочу тебя ненавидеть, но если я останусь, то возненавижу тебя. Сегодня я заходила к Алисе. Она пребывает в необычайно оживленном состоянии. И думает, что скоро умрет. Глядя на нее, я поняла, что еще немножко, и я стану такой же, как она. А я этого не хочу. Ты же с каждым днем становишься все больше похожим на отца.

Слова Луизы были обидны и ранили Яна-Эрика в самое сердце. Еще немного, и через образовавшуюся в его защите брешь наружу хлынут самые разные, долго сдерживаемые чувства. Но тут его накрыла спасительная волна гнева.

— Если мы разделим между собой ответственность за Элен, то она будет жить неделю со мной, неделю с тобой. И у вас наконец появится возможность узнать друг друга получше.

Яну-Эрику вдруг стало больно глотать. Злость захлестывала его и мешала говорить. Он вскочил, вышел из комнаты, взял из гардероба в прихожей чемодан. В спальне набил его первой попавшейся одеждой, на обратном пути через гостиную прихватил несколько бутылок, даже не посмотрев на этикетки — главное, чтобы были полными.

Луиза так и сидела в кресле в его кабинете. Из коридора были видны только ее ноги. Взявшись за ручку входной двери, Ян-Эрик подвел итог разговора:

— Я переночую в отцовском доме. Когда я завтра приду, чтобы тебя здесь не было. Со всеми вопросами, будь любезна, обращайся к моему адвокату.

* * *

По какому праву?

Кристофер разгромил еще один метр книжных полок. По какому праву у него все отнимают?

Спиртное согревало горло, но, подобно отвергнутой любовнице, отказывалось приходить на помощь. Перед глазами стояло лицо Еспера. Это воспоминание выжигало мозг, и испытанное средство первой помощи против него было бессильно.

Кристофер позвонил родителям Еспера, и они подтвердили смерть сына. Два дня назад его нашли в квартире. Полиция начала расследование, человека в капюшоне объявили в розыск, хоть полиция и не сообщила, какое обвинение ему собираются предъявить.

Еще метр книг рухнул на пол, а когда книги закончились, Кристофер сорвал со стены полку. Задыхаясь, он осматривался по сторонам в поисках того, что можно сокрушить. Ничего не останется на прежнем месте, ничего не уцелеет. Груды книг, которые он перечитал за все эти годы, валялись под ногами. Ученые мужи, написавшие эти тома, обманывали его, утверждая, что в жизни существует логика.

Кристофер поднес ко рту бутылку. То, о чем он давно тосковал, вдруг стало доступно, но он ничего не чувствовал и только страдал от резкого шума в ушах.

Он повернулся к письменному столу. Увидел черный четырехугольник закончившегося ролика и швырнул компьютер на пол. Экран погас, Кристофер пнул компьютер ногой, чтобы добить его.

Еспера нет.

Еспер оставил его одного.

Еспер ушел и унес с собой часть Кристофера. Он был единственным человеком, которого Кристофер подпустил к себе так близко, может быть, даже полюбил.

Церковь Святой Катарины не рухнула. Ветви не отвалились от стволов деревьев. В близлежащих домах не треснуло ни одно оконное стекло. По кладбищу кто-то ходил, словно воздухом улицы все еще можно было дышать. Катастрофа произошла только в одной квартире. Остальной мир продолжал жить, словно ничего не случилось.

Еспера нет. Его никогда больше не будет. Все, что ожидало его в будущем, никогда не случится. Цинизм взял верх над его мудростью и наблюдательностью. Зло победило.

Обессилев, Кристофер опустился на стул у письменного стола. Свесив руки и закрыв глаза, он слушал собственное дыхание. Ритмичность вопреки всему. Непременное условие выживания. Древний инстинкт самосохранения, позволяющий остаться в живых.

Он с благодарностью почувствовал, как наступает желанное расслабление. Наркоз для мозга.