Коллекционеры смерти - Джек Керли Страница 67

Мими в изумлении посмотрела на меня, словно я продемонстрировал психологический фокус.

– Женщина поманила его пальцем, и Марсден побежал к ней, как пес на случку. Они о чем-то разговаривали.

А потом в неровном свете свечей я видела, как она набрала в рот лед, взяла его ухо в свои зубы и сильно укусила. Его глаза засияли, как звезды. Она увела его к выходу, и мы не видели его неделю. Он вернулся совершенно изможденным, словно бегал вокруг земного шара.

– А после этого? – спросил я.

Мими покачала головой.

– Все изменилось. Вся его энергия теперь была сфокусирована на ней. Его лучшие слова предназначались для ее ушей, его страстные взгляды принадлежали только ей. Большинство из его прежнего окружения разошлось. Те немногие, что остались, слишком нуждались в нем и зависели от того, даст ли он им что-то такое, чтобы они смогли уйти.

– А вы остались? – спросил я.

Ее глаза вспыхнули.

– Вы – сильный человек. Я чувствую силу, которая исходит от вас обоих. Я слабая; я нуждалась в нем, как в наркотике, во всем, что он мог дать. – Она понурила голову. – Но они неожиданно исчезли, Марсден с ней и все остальные. Уехали в Америку, в страну изобилия, идеальное для них место.

– А эта женщина, – спросил я, – как ее звали?

Мими закрыла глаза. Губы ее сжались, будто она приготовилась плюнуть.

– У этой женщины не было обычного имени. Все называли ее Калипсо.

Калипсо.

Я почувствовал, как сердце стучит у меня в ушах. Если она называла себя Калипсо еще до того, как приехала в Соединенные Штаты, можно предположить, что не Гекскамп создал эту систему кодовых имен. Сначала я думал, что эти прозвища были не более чем жеманством, вычурностью художественных натур. Потом мне пришло в голову, что давали их для того, чтобы разорвать связи людей с их прошлой жизнью, сделать их более зависимыми от Гекскампа. К тому же это обеспечивало анонимность внутри группы, когда она всплыла в Соединенных Штатах, а также затрудняло проникновение в нее. Что ж, система оказалась весьма эффективной.

– Вы знали молодую женщину по имени Мари? – спросил я.

Глаза Мими округлились.

– Мари Гилбо? Конечно. Славная маленькая Мари. Мы иногда называли ее «богачкой», потому что она получала стипендию от родителей, большие деньги, которыми она щедро делилась с нами. Все, что она должна была делать, так это не возвращаться домой, чтобы деньги продолжали поступать так же регулярно. Она шутила по этому поводу, но за этим смехом скрывалось глубокое страдание. Я думаю, это была ее особая боль.

Я хотел рассказать Мими, что Мари провела более тридцати лет в мире и спокойствии. Но она могла спросить меня, где Мари сейчас, а об этом мне говорить не хотелось.

Возможно, уловив мои мысли, вопросы стала задавать Денбери.

– А почему они уехали, Мими? Я имею в виду, Марсден, Калипсо и вся группа. По вашим словам, это произошло неожиданно.

Мари отвела глаза в сторону.

– Они забили до смерти человека.

– Кого?

– Я его не знаю. Странный мужчина из соседней мансарды. Ходили слухи, что он создает какие-то дикие, поразительные картины. Но он никого к себе не подпускал, этакий отшельник в центре Парижа. Он не ходил в нашу школу, не посещал кафе; все, чем он занимался, была только его работа. Марсден слышал об этом человеке о его фантастических полотнах и всегда приставал к нему, чтобы тот показал ему свои работы. Марсден был с ним уважительным и очень старался подружиться. И однажды этот человек привел Марсдена к себе в студию. После возвращения оттуда он не разговаривал ни с кем и неделю провел, запершись в своей студии с Калипсо.

Последовала долгая пауза. Мими Бадантье никак не могла унять дрожь в руках.

– А вскоре после этого я прочла в газете, что этого человека нашли у него в мансарде, ограбленного и жестоко избитого. Студия его была разгромлена, картины сожжены. Было написано, что он вряд ли выживет.

– Вы полагаете, что на художника напал Марсден?

– Группа. Некоторые из них.

– Но зачем? – спросила Денбери.

– Вероятно, художник каким-то образом обидел Марсдена, отнесся к нему с пренебрежением. У этого человека были плохие манеры. А если он унизил Марсдена, то могу представить, как его ярость могла… – Она не договорила, и голос ее замер.

– А что сделали вы? – спросила Денбери.

– Я испугалась, что, когда начнут допрашивать Марсдена, выйдут на меня, откроется моя связь с ним. Это приведет в ярость Анри. Я прикинулась заболевшей и две недели просидела дома. Когда я вернулась, группа уже исчезла. После этого я почти ничего не слышала об этом случае и не думаю, чтобы кто-то связывал его с группой Гекскампа.

«Может быть, так они впервые ощутили вкус крови», – подумал я. Легко избежав расследования в Париже, они, вероятно, приехали к нам уже с определенным мировоззрением. Вот и решили устроить кровавый банкет на юге Алабамы.

– Кто поехал с Марсденом, Мими? – спросила Денбери. – Кто еще исчез, помимо Калипсо?

Мадам Бадантье вытирала ладонью слезы на щеках.

– Молодая девушка из Швейцарии, Хейди. Вечно ноющий юноша по имени Рамон. Позднее я снова видела его я Париже. Он был отвергнут группой за пристрастие к наркотикам; когда я встретила его, он уже стал законченным наркоманом– Думаю, он умер. Там была женщина по имени Джулия. Была испанка, Бонита; Терри, американка… И, разумеется, Мари Гилбо, которая готова была сделать для Марсдена все, что угодно, даже после того, как он был очарован этой Калипсо. Впрочем, они все были на это готовы.

– Это был весь состав группы? – спросил я. – Вы никого не упустили?

Мими задумалась.

– Да, еще была женщина по имени Нэнси, француженка. Она была странная, походила на хиппи – распущенные волосы, колокольчики, четки. У нее был прекрасный голос, и она много пела. – Мими помолчала, потом добавила: – Апельсины.

– Что?

– Нэнси была первой вегетарианкой, которую я встретила в своей жизни. Только фрукты и овощи. Она обожала апельсины. Дважды в день она съедала по одному апельсину. Это у нее было как ритуал.

– Извините меня, я должен срочно позвонить. – Я встал, голова у меня кружилась, в ушах стоял гул.

Никого из тех, кто был мне нужен, в участке не оказалось, поэтому я оставил короткое сообщение для Гарри об Апельсиновой Леди и ее связи с Гекскампом, надеясь, что эта информация позволит ему переговорить с Роем Трентом и, возможно, придаст расследованию более точное направление.

Ни мне, ни Денбери есть особо не хотелось, поэтому мы умеренно, но вкусно перекусили в тихом маленьком ресторанчике. Мы чувствовали себя перегруженными новой информацией и хотели, чтобы она как-то улеглась в наших головах. А пока можно было получить удовольствие от последних нескольких часов пребывания в Париже. Денбери переводила надписи на витринах, обрывки услышанных разговоров. Остававшиеся у нас евро мы разбросали по шляпам и футлярам уличных музыкантов. Незаметно мы удалились от центральных кварталов и оказались на освещенной фонарями улице с трех– и четырехэтажными кирпичными домами. Вечерние сумерки быстро густели, и в витринах ломбардов и булочных, музыкальных и цветочных магазинов почти одновременно загорался свет.