Фабрика драконов - Джо Леджер Страница 68

Дальше было сладко, медлительно и мягко. Соприкасаясь лбами, мы долго стояли под струями, льющимися по нашим нагим телам, смывая стресс и одиночество, которым каждый из нас тяготился по-своему. Аккуратными движениями обтерев друг дружку, мы голышом легли на кровать.

— Я в отрубе, — шепнула Грейс. — Давай немножко полежим подремлем.

Я поцеловал ее в лоб и расслабленные губы; она почти тотчас заснула, а я подпер голову рукой и смотрел на нее. Темные, все еще влажные волосы Грейс льнули к ее тонкому прекрасному лицу, опушали его. Глаза были закрыты; длинные ресницы, подрагивая, оттеняли гладкость щек. Тело Грейс было стройным, сильным, с хорошо развитыми формами. Ей бы танцовщицей быть, а не солдатом. А на теле тут и там виднелись мелкие, но красноречивые шрамы, по которым многое можно прочесть: от ножа, от пули, от зубов, от осколков. Я их любил, эти шрамы. Знал их все наперечет с интимностью, которую, как мне было известно, со мной разделяли еще некоторые. Шрамы, наряду с общей безупречностью черт, каким-то образом делали ее более человечной, более подлинной, естественной, реализованной женщиной, чем самый модный макияж, которые здесь и рядом не стояли по выразительности. Передо мной была женщина, красота, сила и грация которой были максимально сбалансированы — во всяком случае, как я ее ощущал. Это я в ней любил. Да и вообще все любил.

«Стоп», — словно сказал во мне кто-то, останавливая и чутко проматывая мысленную запись, а потом врубая по новой. Я ее любил. Вау! А ведь я раньше никогда не говорил так. Во всяком случае, ей. Мы не признавались в любви друг другу. Последние два месяца мы с Грейс делились доверием, сексом, секретами, но все равно чего-то не хватало для полного единения. Как будто бы речь шла о чем-то небезопасном, под стать радиации.

И вот сейчас, в полумраке этой комнаты, посреди жестокой войны, которой конца-края не видно, после долгой бессонницы и стресса, мое застигнутое врасплох сердце вдруг произнесло то, что упускали из виду все уровни сознания, не видя этого и не слыша.

Я любил Грейс Кортленд.

Она продолжала спать. Я прикрыл нас обоих простыней, а когда обнял ее, она инстинктивным, детским движением прижалась ко мне. Какое невинное, первобытное движение. Нужда в защищенности, близости и живом тепле, восходящая к долгим ночам в пещерах, когда человек хоронился от воющих вдали волков и саблезубых кошек. «Всего-то», — сказал я зачем-то сам себе.

Несмотря на усталость, сон не шел. До совещания еще двадцать минут, так что лучше пока полежать и подумать насчет огромности тех трех, казалось бы, немудреных слов.

Любовь не всегда бывает к добру, а ее приход — необязательно уют или доброта. Во всяком случае, у воинов, когда, по сути, живешь на поле боя и один из вас двоих, а то и оба сразу, может каждую минуту расстаться с жизнью, повинуясь служебному долгу, когда чувство является отвлекающим фактором или причиной для колебания. Любовь в наших обстоятельствах может стать причиной гибели, твоей собственной и тех, кто от тебя зависит. Это неосмотрительно и неразумно, если не сказать глупо, но тем не менее вот она — столь же реальная и ощутимая, как сердце во мне, как кровь или дыхание.

Я любил Грейс Кортленд.

Так как же мне быть?

«Фабрика драконов».

Воскресенье, 29 августа, 4.31.

Остаток времени на Часах вымирания:

79 часов 29 минут (время местное).

На огражденную территорию они высадились сверху, бесшумно снижаясь в ночном небе на парашютах. Их было двое — один крупный, второй мелкорослый. Прежде чем раскрыть парашюты, они несколько миль летели в свободном падении, расправив глайдеры, ориентируясь по термальным показаниям и так находя путь к острову. Пинтер (тот, что крупнее) был ведущим, а Хомлер (который помельче) летел следом. Одетые с ног до головы в черное, они стремительно и неслышно скользили под россыпью звезд. Линию берега, джунгли и объект Пинтер сканировал прибором ночного видения; у его напарника миниатюрная картинка отображалась в левой части обзорной линзы. У Хомлера, в свою очередь, на экран выводились показания термального сканера, реагирующего на наличие людей. Информация, в свою очередь, передавалась Пинтеру.

Левая перчатка у Пинтера служила манипулятором, позволяющим контролировать функции прибора, не снимая руки со строп глайдера. Активировав GPS, он снижался под углом влево к точке приземления, намеченной по спутниковым фотографиям. Ничего иного им и не оставалось: все было просчитано заранее.

Огромными летучими мышами они чертили небо над верхушками лесного массива, в поле зрения со стороны объекта, но теряясь на темном фоне древесных крон. Комбезы у них были с воздушным охлаждением, смазывающим термальные показатели, а костюмы и снаряжение сделаны из светопоглощающих материалов. Пинтер дал Хомлеру условный сигнал, и они синхронно, снижаясь по наклонной, на бегу совершили посадку. Все быстро и беззвучно. Нажав клапаны сброса, скинули парашюты, свернули их и запихали под дикий рододендрон, после чего проверили друг у друга амуницию и вооружение. Оба были до зубов вооружены ножами, взрывчаткой, пистолетами с глушителями и винтовками — все без номеров и каких-либо иных маркировок. Их отпечатки пальцев не значились ни в одной базе данных, помимо армейской, где оба числились погибшими в Ираке. Одним словом, призраки. И подобно призракам, они беззвучно растаяли в джунглях.

Ориентируясь по GPS, парашютисты вышли к заграждению — к его слабому месту, намеченному заранее, согласно данным внешнего наблюдения. Территория была огорожена высоким забором с вращающимися прожекторами, но в нем имелось одно местечко шириной всего около двух метров, которое на протяжении каждых трех минут не освещалось девятнадцать секунд кряду. Эта оплошность, вероятно, будет обнаружена при следующей рутинной проверке, но пока она как нельзя кстати.

Стоя на коленях под прикрытием джунглей, они пять раз пронаблюдали, как циклично повторяется этот девятнадцатисекундный зазор. На диверсантах были маски, позволяющие говорить в микрофоны, но глушащие звук снаружи — никакой часовой в десяти шагах не услышит.

— Эй, Бык, — сказал Хомлер. — В четырнадцати метрах от восточного угла наблюдаю часового, на стене. Движется справа налево. Шестьдесят один шаг и разворот.

— Сначала одного, потом второго, Хук, — отозвался Пинтер, поднимая винтовку и ловя в прицеле охранника. — По твоему сигналу.

— Хоп, — сказал Хомлер, и Пинтер влепил в охранника две пули.

Донесшийся издалека звук упавшего тела был громче выстрелов.

— Второй подойдет к западному углу через пять, четыре, три…

Пинтер, сделав выдох, снял выстрелом второго часового.

Ни тревожных криков, ни какой-либо другой реакции не последовало. Выждав, они двинулись вперед, забежали в ту мертвую зону меж двумя прожекторами. Достигнув стены, замерли, высчитывая секунды до следующего промежутка в освещении, затем выстрелили кошкой в одну из опор угловой башни. В третий промежуток активировали гидравлику. Винтовки, используемые на манер абордажных крючьев, не могли выдерживать вес карабкающихся мужчин, но служили неплохим подспорьем при лазании. Пинтер и Хомлер, пауками вскарабкавшись на стену, перевалили через нее возле самой караульной вышки и сторожко прислушались.