Апокалипсис Томаса - Дин Кунц Страница 69

Я тоже не смог бы попасть в нее с шестидесяти футов, да и к стрелковому оружию прибегаю в самую последнюю очередь, когда не остается ничего другого, как стрелять.

Ее третья пуля прожужжала в дюйме от моего правого уха.

Повернувшись спиной к амазонке, рискуя тем, что ей повезет и четвертая пуля раздробит мне позвоночник, я потащил Тимоти ко второй служебной двери, также аккуратно замаскированной в панелях обшивки, которой я уже пользовался раньше, чтобы попасть в библиотеку. Но когда мы приблизились к ней, она начала открываться, и я отскочил к стене, потянув за собой мальчика, так что дверь, распахнувшись, скрыла нас от вошедшего в гостиную.

И хотя я тоже не видел, кто вошел, низкое рычание идентифицировало пришельца как представителя желтоглазой стаи. Урод сделал два шага и остановился спиной к нам.

Дверь начала медленно закрываться, выставляя на всеобщее обозрение меня и мальчика. Поскольку ручка или что-то выступающее отсутствовали (чтобы дверь сливалась с панелями), я не мог помешать двери закрыться. Для того, чтобы открыть дверь с другой стороны, требовалось только толкнуть ее, а с этой — нажать на кнопку на соседней панели.

Урод застыл и уставился на миссис Теймид, которую тоже окутывали тени. Что-то пробормотав, урод погрозил ей топором.

Миссис Теймид выстрелила еще дважды. Вроде бы целилась в меня, а не в урода, хотя угроза исходила как раз от него.

Пули расщепили деревянную панель. Я полагал, что благодаря Мафусаилову потоку раны в стене уже начали затягиваться.

Урод что-то громко крикнул, то ли заблеял, то ли захрюкал.

Миссис Теймид начала стрелять вновь, назвав его глупой свиньей, хотя и до, и после «глупой» вставила нехорошее слово. Посоветовала оглянуться, добавив: «Разберись с ублюдком, разберись, разберись!»

Я даже представить себе не мог, что уроды понимают английский, и они, скорее всего, не понимали, потому что этот монстр вновь издал дикий вопль и потряс топором.

Широко посаженные глаза на длинном черепе отличались отличным периферийным зрением. Если бы мы с Тимоти шевельнулись, урод тут же бы нас заметил.

В этом случае мне бы потребовалась вся удача на свете, чтобы завалить его до того, как он успеет повернуться на сто восемьдесят градусов и ударить меня топором. При длине его рук ему хватило бы для этого одного шага.

Медленно, чтобы мое движение не привлекло его внимание, в надежде выстрелить до того, как он нас учует, я поднял «беретту».

Служебная дверь, которая медленно закрывалась, распахнулась вновь. Второй урод вошел в гостиную. Этот дальше проходить не стал, остановился, не давая двери закрыться.

Он находился так близко, что я мог коснуться его, не вытягивая руки. Конечно же, я и мечтать не мог убить их обоих до того, как один из них убил бы нас.

Если бы возбуждение от недавнего убийства не заставило свиноприматов что-то бормотать, а то и рычать, они бы услышали мое шумное дыхание.

Миссис Теймид выстрелила вновь, на этот раз, возможно, в одного из уродов.

Тот, кто стоял к ней ближе, метнул топор с такой силой и точностью, что он, пролетев через гостиную, лезвием вонзился в грудь миссис Теймид.

Тут и выяснилось, что она совсем не бессмертна и никакая не богиня. Смерть пришла так внезапно, что миссис Теймид не успела даже издать крик протеста.

Когда женщина упала, урод, метнувший топор, помчался к ней и торжествующе повизгивал, пересекая гостиную. Что-то в нем было от обезьяны, потому что, пусть и двигался он как человек, эмоциями, скорее, напоминал низших приматов. А благодаря обезьяньей способности к насилию убийства совершались ими с такой жестокостью, что Константин Клойс с его убийствами выглядел чинным и добропорядочным злодеем из какого-нибудь романа Агаты Кристи.

Наблюдая, как эта тварь мчится к телу миссис Теймид, я вспомнил газетную историю двух— или трехгодичной давности о женщине, на которую напал большой и разъяренный шимпанзе, живший у соседа. В какие-то полминуты он откусил женщине пальцы, вырвал глаза и в клочья разодрал лицо.

Второй урод по-прежнему стоял на расстоянии вытянутой руки. Нас разделяла дверь, да и то частично. Хотя тени прятали меня и мальчика, свет, падавший из коридора, освещал часть его головы, отвратительный профиль. Это лицо создавалось с тем, чтобы наводить страх на тех, кто его видел, чтобы терроризировать и убивать. Жертв уроды раздирали на части, с тем чтобы внушить выжившим мысль, что человеческое существо — обычное мясо, еще одно животное в мире, где не действуют законы природы, а единственными достоинствами являются сила, власть, жестокость и беспощадность.

Прижавшись ко мне, Тимоти дрожал всем телом. Я обнял его одной рукой, опасаясь, что близость урода в какой-то момент заставит его потерять голову, и он бросится бежать.

Может, он действительно хотел вернуться в прошлое и перестать быть вечным мальчиком, чтобы его жизнь закончилась в тот день, когда отец его застрелил. Но какой бы ни была глубина его отчаяния, он не хотел попадать в лапы уродов, смотреть в эти желтые глаза, когда когти рвали бы его тело, а зубы — лицо.

Умереть таким образом, возможно, и означало умереть дважды. Первой была смерть души, в смысле чего-то уникального и священного, присущего человечеству, вторая — тела.

Существо у двери зашипело, оскалило зубы, наблюдая, как ему подобный прокладывает путь по гостиной, сшибая лампы, переворачивая столы, отбрасывая стулья.

В дальнем конце гостиной первый урод издал триумфальный вопль, набрасываясь на тело миссис Теймид. Рвал ее, как разъяренный ребенок — куклу. Просто убийство его не устроило. Теперь началось измывательство над телом.

Мы вновь оказались на территории Эдгара По, на этот раз его новеллы «Убийство на улице Морг», где обезьяна по ночам, с опасной бритвой в руке, полагает, что просто убить — этого мало, надо еще навестить тела жертв и надругаться над ними.

От отвратительных звуков расчлененки Тимоти затрясся еще сильнее. Если б он начал рыдать, как зарыдал, слушая затянувшийся предсмертный крик Шилшома, то выдал бы наше присутствие и гарантировал нам путь, пройденный миссис Теймид.

Я уже приготовился выпустить половину обоймы на семнадцать патронов в урода, который стоял рядом. Но все равно не сомневался, что тварь проживет достаточно долго, чтобы в предсмертных муках пройтись по нам когтями, а то и зубами.

Однако, оставив свою позицию у двери, адское существо рвануло через гостиную, высоко подняв молоток-гвоздодер. Не могло устоять перед шансом присоединиться к своему товарищу в глумлении над останками мертвой женщины.

Выйдя из вестибюля, с помповиком на изготовку, Паули Семпитерно направился к двум чудовищам. Заметил Тимоти и меня, на мгновение остановился, и я заподозрил, что он предпочел бы сначала отправить на тот свет нас, а уж потом убить уродов. Но он знал, что в схватке с чудовищами ни один патрон не будет лишним, а потому проследовал мимо Пана к обезумевшей от крови парочке.