Суррогатная мать - Таня Карвер Страница 7

Но сегодня в Датч Квотер будет тихо. Не будет на дорожке бегунов и мамочек. Повсюду виднелись сидевшие на корточках полицейские в белых костюмах, начавшие поиски. Фил посмотрел под ноги. Будем надеяться, что перчатки у них прочные. Повсюду, словно какие-то абстрактные скульптуры, были разбросаны пустые банки из-под крепкого пива «Спэшл Брю» и пластиковые бутылки от сидра. Выброшенный использованный презерватив. Иголки от шприцев встречались реже, чем обычно, но это вовсе не означает, что наркоманов стало меньше, и Фил это знал.

Он поднял глаза и увидел на мосту прохожих, выглядывавших из своих безопасных и счастливых мирков в его мир. Обыватели со стаканчиками кофе, мобильниками и газетами в руках останавливались по дороге на холм, реагируя на огораживающую место происшествия бело-голубую полицейскую ленту, словно сороки на все блестящее.

Фил не обращал на них внимания, пытаясь выбраться из бумажного костюма. Справившись с этим, он взглянул на свое отражение в окне на первом этаже. Высокий, за метр восемьдесят, да и в целом выглядит неплохо — никаких заплывших салом мускулов или пивного животика, — потому что он держит себя в форме. И не из-за того, что склонен к самолюбованию, просто его работа предполагала неопределенную продолжительность по времени, питание в закусочных и, если не быть осторожным, слишком большое количество алкоголя. При таких условиях очень просто поддаться этому образу жизни, что уже и произошло со многими его коллегами, поэтому он заставил себя регулярно посещать тренажерный зал, бегать, ездить на велосипеде. Ему предлагали поиграть в бильярд, расслабиться, познакомиться с новыми людьми, посмеяться за парой бокалов пива. Но он это отвергал. Это не для него. И дело не в том, что он не общительный. Просто больше привык находиться в компании себя самого.

Он пытался не быть похожим на стереотипный образ полицейского детектива, считая, что костюм, стрижка ежиком и сверкающие черные туфли относятся к совершенно другой полицейской униформе. У него даже галстука не было, а вместо форменной рубашки он частенько носил простую футболку. Его неподатливые темно-каштановые волосы падали на лоб, а на ногах он носил что угодно, только не черные туфли. Сегодня на нем был пиджак и жилет от костюма в тонкую полоску, темно-синие джинсы «Левайс», полосатая рубашка и коричневые ботинки.

Но глаза выдавали охватившее его внутреннее напряжение. Глаза поэта, как когда-то сказала его бывшая подружка. Душевные и меланхолические. Он тогда еще подумал, что из-за них он выглядит несчастным. Сейчас под ними лежали темные круги.

Фил глубоко дышал, растирая грудь. К счастью, приступ паники, охвативший его в квартире, не прогрессировал. Это уже кое-что. Обычно, когда подобное происходило, ощущения были такие, будто грудь обвита металлической лентой, которая стягивает его, сжимается туже и туже, отчего дышать становится все тяжелее. От этого руки и ноги начинали конвульсивно подрагивать.

Он страдал от таких приступов с детства и связывал это со своим воспитанием. Мать, которой Фил не помнил, бросила его, и мальчик рос, переходя из одного детского дома или семейного приюта в другой. Нигде не приходясь ко двору, нигде не прижившись. Он не любил вспоминать о тех временах.

В конце концов его направили в семейство Бреннанов, и приступы паники почти пропали. Дон и Эйлин Бреннан. Мелодраму он не любил, но считал, что эта семейная пара спасла ему жизнь. Открыла ему смысл жизни.

Дала ему дом.

И они любили его так же, как и он их. Любили так, что усыновили его.

Но охватывавшие его приступы паники все-таки не ушли. Каждый раз, когда он считал, что покончил с этим и окончательно расстался со своим прошлым, накатывал очередной приступ, напоминая, как мало ему удалось достичь в этом направлении.

Дон Бреннан был полицейским. Он верил в честность и справедливость. И именно эти качества старался воспитывать в своих детях. Поэтому Дону было особенно приятно, что его приемный сын пошел служить в органы правопорядка.

И Филу здесь нравилось. Потому как он верил, что помимо честности и справедливости должен быть еще и порядок. Не правила и нормы, а именно порядок. Понимание. Он считал, что жизнь — штука случайная, а служба в полиции помогала ему определиться с ней, придать ей форму, содержание и смысл. Раскрытие преступления, выяснение мотивов поведения людей, поиски «почему», которые стоят за человеческими поступками, были тем топливом, которое поддерживало работу его профессионального мотора. Он был абсолютно убежден, что может навести порядок в любом хаосе.

Он отвернулся от окна.

«Вот и сделай это, — мысленно сказал он. — Приведи в порядок себя».

И начнет он с двух предыдущих убийств.

Лиза Кинг и Сюзи Эванс… Жертвы двух последних убийств. Фил извлек эти два имени из хранившейся в голове картотеки и сконцентрировался на них. Он столько раз видел их лица. Глядевшие на него с фотографий, приколотых на доске в кабинете следователей, и запечатлевшиеся в его памяти.

Лиза Кинг — двадцать шесть лет, замужем, агент по продаже недвижимости. Она организовала просмотр освободившегося домовладения на окраине города в районе Гринстед. Но с этим домом у нее так ничего и не вышло. В тот же день ближе к вечеру тело нашли ее коллеги. Она лежала на полу, одурманенная наркотиками и жестоко исколотая ножом. Живот ее был изодран в клочья. Искалеченное неродившееся дитя было убито вместе с ней.

В прессе поднялся большой шум, и Фил со своей командой тщательно проработал все версии, даже самые шаткие и трудоемкие. Встреча была назначена по телефону с дешевого незарегистрированного мобильника, купленного в универсаме «Асда» за наличные. Все данные записывала сама Лиза, поскольку это был ее клиент. В офисе имелось имя звонившей. Но на самом деле такой женщины не существовало.

Как Фил ни старался, продвинуться им в этом деле не удалось. Никаких улик, следов ДНК, показаний очевидцев или данных систем видеонаблюдения. Ничего. Словно преступник материализовался, совершил убийство, а затем растаял в воздухе.

Они попытались обратиться к женщине, которая сделала вызов этого агента по недвижимости, обещая ей все — защиту, конфиденциальность, что угодно. Привезли мужа Лизы, допросили его и отпустили. Информаторы, платные и все остальные, на этот раз молчали. Многие об этом говорили, но никто не мог толком ничего рассказать.

А через два месяца убили Сюзи Эванс.

Мать-одиночка, проживавшая в коммунальной квартире в Новом городе. Беременная третьим ребенком. Друзьям в пабе она со смехом говорила, что сама не знает, от кого именно понесла. Наполовину барменша, наполовину проститутка, эта жертва не вызывала такого сочувствия, как Лиза Кинг, но Фил и его команда подошли к этому расследованию не менее серьезно. Он придерживался взгляда, что одна человеческая жизнь не может быть по каким-то соображениям более ценной, чем другая. Он считал, что после смерти все равны.

Труп был обнаружен в квартире ее подруги. Сюзи попросила дать ей ключи от этой квартиры, поскольку у нее появился клиент, обещавший щедро заплатить. Ее выпотрошенное изувеченное тело было брошено в ванну, а стены, пол и потолок залиты фонтанами артериальной крови. Плод был вырезан и оставлен на полу рядом с мертвой матерью.