Алекс - Пьер Леметр Страница 7

Луи знал, чем предстоит заняться. Создать три группы. Сообщить им все первичные сведения, распределить для проверки ближайших улиц (учитывая поздний час, в небольшом радиусе от места преступления), дать указания — все эти процедуры у Камиля отработаны до автоматизма. Один из полицейских поступит в распоряжение Луи, вдвоем они обойдут местных жильцов и попросят спуститься тех, кто смотрел в окна в момент похищения, — возможно, удастся узнать что-то дополнительно.

К одиннадцати вечера Луи Обольститель отыскал единственный на всей улице дом, в котором еще оставалась консьержка — большая редкость в Париже по нынешним временам. Совершенно покоренная элегантностью Луи, она охотно разрешила превратить привратницкую в штаб-квартиру полиции. При виде майора Верховена консьержка невольно переменилась в лице — физический недостаток этого человека ранил сердобольных женщин подобно увечью бездомного животного. Она негромко ахнула и пробормотала: «Боже мой, боже мой!..» — но тут же, поднеся руку ко рту, нервно прикусила костяшки пальцев. Всем своим видом она сострадала, терзалась, ужасалась — и наверняка упала бы в обморок, если бы это не создало всем, включая ее саму, лишних сложностей. Немного придя в себя, она продолжала бросать на майора взгляды украдкой, после чего закатывала глаза с таким видом, как если бы у него была открытая кровоточащая рана, а она, насколько могла, разделяла его страдания.

Наконец, отведя Луи в сторонку, она шепотом спросила:

— Может быть, мне поискать для вашего шефа низенький стульчик?

Еще не хватало — сидя на детском стульчике, шеф будет казаться совсем крошечным.

— Нет-нет, спасибо, — отвечал Луи Почтительный, прикрыв глаза, — все в порядке, вы и без того невероятно любезны, мадам.

С этими словами он адресовал ей самую обаятельную из своих улыбок. Консьержка окончательно растаяла и через некоторое время принесла огромный поднос с кофе и сладостями. В чашку Камиля она добавила ложечку тертого шоколада.

Полицейские группы выполняли задания, Камиль потягивал кофе под сострадательным взглядом консьержки. Луи погрузился в свои мысли. Это было самое привычное для него занятие. Он был интеллектуалом и постоянно о чем-то размышлял. Пытался понять те или иные закономерности.

— Выкуп?.. — наконец осторожно предположил он.

— Секс… — отозвался Камиль. — Мания…

Можно было перечислять одну за другой самые распространенные человеческие страсти: жажду разрушения, обладания, бунта, завоевания… Они оба сталкивались в своей жизни с подобными убийственными страстями — и вот теперь машинально перебирали их, сидя в комнате консьержки, — неподвижные… почти праздные.

Ближайшие улицы были проверены, жители опрошены, их показания записаны, личные мнения учтены. Полицейские заходили в квартиры возможных свидетелей, каждый раз надеясь узнать что-то ценное, но их надежды снова и снова рассыпались в прах. Так прошла часть ночи.

На данный момент не было известно почти ничего. Похищенная женщина, без сомнения, жила не в этом квартале. Во всяком случае, не в непосредственной близости от того места, где произошло похищение. Здесь никто ее не знал. Согласно трем свидетельствам, она могла оказаться одной из тех женщин, что на данный момент отсутствовали — были в отъезде или в отпуске.

Но это не давало Камилю серьезной пищи для размышлений.

Она очнулась от холода. И от тряски — поездка оказалась долгой, а она, будучи связанной, не могла ничего сделать, чтобы не перекатываться по полу фургона, ударяясь о стенки. Когда фургон наконец остановился, мужчина распахнул дверцы, набросил на нее тяжелое полотнище вроде брезентового и, завернув в него, обвязал веревкой. Затем взвалил на плечо. Это было ужасно — чувствовать себя низведенной до состояния неодушевленного груза. И столь же ужасно было сознавать, что полностью находишься во власти человека, которому ничего не стоит вот так просто взвалить тебя на плечо. Уже по одному этому легко предположить, на что еще он способен.

Войдя внутрь какого-то здания, он совершенно бесцеремонно швырнул ее на пол и потащил волоком. Даже когда ровная поверхность сменилась уходящими вниз ступеньками, он и не подумал проявить больше осторожности. Голова Алекс ударялась о каждую ступеньку, невозможно было никак от этого защититься. Она завопила, но человек продолжал ее тащить. От очередного удара затылком о ступеньку она потеряла сознание.

Сколько прошло времени, прежде чем она очнулась, Алекс не знала.

Сейчас вокруг было тихо, но жуткий холод полностью сковал ее руки и плечи. Ноги тоже оледенели. Широкая клейкая лента стянула ее тело так плотно, что кровь едва циркулировала. Алекс открыла глаза. По крайней мере, попыталась, но сделать это удалось лишь наполовину — левый глаз был заклеен широкой полосой скотча. О том, как ее связывали, уже перенеся сюда, Алекс не помнила. Значит, она все это время была без сознания.

Она лежала на полу скорчившись, руки у нее были связаны за спиной, щиколотки плотно примотаны друг к другу. Она чувствовала боль в бедре, на которое давила всей своей тяжестью. Мало-помалу приходя в себя, она постепенно начинала ощущать боль во всем теле, как после автокатастрофы. Пытаясь понять, где находится, Алекс осторожно перекатилась на спину, и тут же у нее резко заныли плечи. Глаз, не заклеенный клейкой лентой, наконец полностью открылся, но она ничего не увидела. Господи, я ослепла, в ужасе подумала Алекс. Через несколько секунд ей все же удалось различить расплывчатые очертания странного места, словно перенесенного сюда из какой-то параллельной реальности.

Она сделала глубокий вдох и выдох, затем попыталась собраться с мыслями. Это был какой-то ангар или склад. Огромное пустое помещение, терявшееся в полумраке. Слабый рассеянный свет едва сочился с потолка. Бетонный пол отсырел. Пахло застоявшейся водой. Скорее всего, от этого и было так холодно — от влажности. Это место насквозь пропитано влагой.

Первое, что всплыло в памяти Алекс из предшествующих забытью эпизодов, — это человек, который тащил ее, прижимая к себе. Она вспомнила сильный и резкий запах пота, в котором было что-то животное. В самые трагические моменты вы часто думаете о каких-то совсем незначительных вещах. Он схватил меня за волосы и выдрал огромный клок — вот что он прежде всего сделал. Представив свою голову с проплешиной на месте выдранной пряди, Алекс расплакалась. На самом деле, конечно, причиной было не это воображаемое уродство, а все сразу — похищение, усталость, боль. И страх. Она плакала, с заклеенным ртом это оказалось трудно, она начала задыхаться, закашлялась, кашлять тоже было трудно, она ощутила удушье, глаза переполнились слезами. К горлу подступила тошнота. Даже извергнуть рвоту наружу было бы невозможно… Ее рот заполнился чем-то вроде желчи, которую она заставила себя проглотить. Это удалось с огромным трудом. Ей снова стало дурно.

Делая над собой огромные усилия, Алекс старалась дышать, размышлять, осознавать. Несмотря на всю безнадежность ситуации, она стремилась обрести хоть немного спокойствия. Людям почти всегда недостает хладнокровия, но утратить его полностью значит обречь себя на гибель. Алекс пыталась успокоиться, хоть немного унять бешеный стук сердца. Понять, что произошло, что она здесь делает, почему здесь оказалась.