Зимняя жертва - Монс Каллентофт Страница 7

Малин кладет руку на его плечо, ее пальцы погружаются в красную ткань куртки.

— Вы все сделали правильно.

— Так вот, я был…

— Значит, так. — Зак оборачивается. — Успокойтесь и для начала скажите, как вас зовут.

— Как меня зовут?

— Именно, — кивает Малин.

— Моя любовница…

— Ваше имя?

— Лидберг. Петер Лидберг.

— Спасибо, Петер.

— Теперь можете рассказывать.

— Так вот. Я был у своей любовницы в Буренсберге и этой дорогой возвращался домой. Я живу в Маспелёсе, а это кратчайший путь из тех мест. Это я признаю, но я не имею никакого отношения к тому, что здесь произошло. Вы можете спросить мою подругу. Ее зовут…

— Обязательно спросим, — подхватывает Зак. — Итак, вы возвращались домой после ночного свидания?

— Да, и я выбрал эту дорогу. Она ведь расчищена. И вот я заметил на дереве нечто странное и остановился, и… черт возьми… чертовщина — одно слово… О боже!

«Человеческая суета, — думает Малин. — Свет фар в ночи, мерцающие точки». Помедлив, она спрашивает:

— А здесь никого не было тогда? Вы кого-нибудь видели?

— Пусто, как на кладбище.

— А на трассе вы кого-нибудь встретили?

— На этой — нет, но за несколько километров до поворота мне встретилась машина. Кузов «универсал», а марку не помню.

— Номер? — хрипло спрашивает Зак.

Петер Лидберг качает головой.

— Вы можете расспросить мою любовницу. Ее зовут…

— Мы расспросим ее.

— Вы понимаете, сначала я хотел просто проехать мимо. Но потом… я ведь знаю, что надо делать в таких случаях. Клянусь, я не имею к этому никакого отношения.

— Мы в этом не сомневаемся, — успокаивает его Малин. — Я… то есть мы полагаем, что было бы странно с вашей стороны звонить нам, если бы вы имели к этому какое-то отношение.

— А моя жена? Она все узнает?

— Что именно? — уточняет Малин.

— Я сказал ей, что буду работать. Я работаю в пекарне Карлссона, иногда и по ночам, но тогда возвращаюсь с другой стороны.

— У нас нет необходимости сообщать ей об этом, — отвечает Малин. — Тем не менее не исключено, что она узнает.

— Но что мне ей сказать?

— Скажите, что решили прокатиться. Захотели проветриться.

— Это не пройдет. Я всегда так устаю. И потом, в такой мороз…

Малин и Зак переглядываются.

— Вам есть что сказать нам еще?

Петер Лидберг качает головой.

— Я могу ехать?

— Пока нет, — отвечает Малин. — Техники должны осмотреть вашу машину и взять отпечатки вашей обуви. Мы должны убедиться, что под деревом только ваши следы и никаких других. А теперь нашим коллегам нужны имя и номер телефона вашей любовницы.

— Мне не надо было останавливаться, — твердит Петер Лидберг. — Лучше бы он так и остался висеть. Рано или поздно кто-нибудь другой все равно бы его обнаружил.

Ветер крепчает, проникая сквозь синтетический мех куртки Малин, сквозь кожу, мышцы и далее, вплоть до мельчайших молекул костной ткани. Подключаются гормоны стресса, помогая мускулам посылать болевые сигналы в мозг и распространять по всему телу. Малин размышляет, каково это — замерзнуть насмерть. Смерть в таких случаях наступает не от самого холода, а от стресса, от боли, поражающей тело, которое, будучи уже не в состоянии поддерживать нужную температуру, прибегает к последнему средству — к самообману. Когда холодно по-настоящему, человек чувствует, как по телу растекается тепло. Это блаженство обманчиво. Легкие не могут больше снабжать кровь кислородом, и человек задыхается, одновременно засыпая. Но ему тепло, и те, кому посчастливилось выбраться из этого состояния, рассказывают: ты как будто тонешь, опускаешься все ниже и ниже, чтобы потом подняться куда-то за облака и там погрузиться во что-то мягкое, белое и теплое, отчего страх исчезает. «Это мягкое — физиологический мираж, — думает Малин. — Это смерть ласкает нас, чтобы мы ей доверились».

Издалека приближается автомобиль.

Неужели техники?

Вряд ли.

Скорее, это гиены из «Эстгёта корреспондентен», почуявшие снимок года. «Он?» — успевает подумать Малин, и в это время где-то в вышине раздается угрожающий треск. Она оборачивается и видит, как труп дрожит и раскачивается. Должно быть, висеть там не слишком приятно.

Подожди немного, мы поможем тебе спуститься.

— Малин, Малин, у тебя есть для меня что-нибудь?

Ветер глотает слова Даниэля Хёгфельдта, гасит звуковые волны на полпути. На приехавшем пуховик с меховым воротником, но в каждом движении чувствуется естественная элегантность и осознание собственной власти над окружающим.

Их взгляды встречаются, и она видит его насмешливую улыбку. За этой улыбкой целая история, которую, как он знает, она сохранит в глубокой тайне. В его глазах трезвый расчет: ты знаешь, я знаю и буду использовать это, чтобы получить нужное, здесь и сейчас. «Это вымогательство, — думает Малин. — Но меня не проведешь. Выкладывай свои козыри, Даниэль, ну? Почему бы и нет? Прекрасная возможность! Только я не отступлюсь. Оба мы с тобой постарели, но по-прежнему такие разные».

— Малин, это убийство? Как он попал на дерево? Расскажи мне что-нибудь.

Внезапно Даниэль оказывается совсем близко, его прямой нос, кажется, касается ее лица.

— Малин…

— Стой где стоишь! Я ничего тебе не скажу и не должна говорить!

Насмешка становится еще более откровенной, но Даниэль решает отступить.

Женщина-фотограф двигает скрипящую камеру прямо за заграждением, окружающим дерево с трупом.

— Не так близко, черт вас подери! — кричит Зак.

Краешком глаза Малин видит, как двое полицейских в форме ринулись в сторону фотографа и как она, сложив камеру, отступает к своей машине.

— Малин, это убийство, поэтому вы и поставили здесь заграждения. И тебе есть что сказать. Если хочешь знать мое мнение, на самоубийство не похоже.

Она отталкивает Даниэля в сторону, чувствует его локоть, хочет повернуть обратно, передвинуться, но вместо этого просто слушает, что он кричит ей. «Какого черта! — думает она. — Как можно быть такой дурой?»

Потом оборачивается в сторону женщины-фотографа из «Корреспондентен»:

— Ни шагу дальше! Идите назад в машину и оставайтесь там. Или еще лучше — убирайтесь. Здесь страшный мороз и ничего больше. А снимок у вас уже есть.

Даниэль сияет своей тщательно отрепетированной детской улыбкой, которая, в отличие от его слов, проникает даже сквозь морозный воздух: