Белые медведи - Анатолий Крысов Страница 7

- Она как-то объясняла происходящее?

- Один раз мы разговаривали об этом, - говорит Ольга Николаевна и поправляет свои темно-каштановые с проседью волосы.

В тот день Инна выглядела особенно подавленной. На правах подруги, Ольга Николаевна попыталась узнать, в чем дело. Во мне, ответила Инна и объяснила: у меня поменялись приоритеты. Все стало по-другому.

- Она не объяснила конкретнее? - спрашиваю я. - Чем она еще занималась?

- Не знаю, - отвечает Ольга Николаевна и добавляет: нет даже никаких догадок.

- Может быть, вы забыли? - не унимаюсь я и дальше: мне важна любая деталь. Странное слово, необычное действие.

Ольга Николаевна качает головой: нет, ничего такого она не помнит. Видно, что разговор дается ей нелегко, будто она на допросе у следователя.

Кашляет и продолжает:

- Ваша сестра практически ни с кем не общалась, разговаривала только по делу, - и чтобы перевести тему: как поживает ваша жена?

Как я уже говорил, Татьяна когда-то работала у Инны продавщицей, и они с Ольгой Николаевной прекрасно знают друг друга.

- У нас с ней все отлично, - отвечаю и продолжаю: мы до сих пор живем вместе. Интересно, сколько мы еще протянем? Я не говорю об этом, но думаю: сколько времени мы еще будем просыпаться вместе? Год, десяток, может быть, еще полвека?

Улыбаясь, Ольга Николаевна хвалит:

- Молодцы, - говорит. - Сейчас такое время, что семья - это очень важно для общества. Все больше и больше пар расходится, не прожив вместе и трех лет. Такие, как вы, Саша, - настоящие герои. Я горжусь вами. О детях думали?

Конечно же, нет, думаю я и отвечаю:

- Еще рано. Обязательно заведем, но позже, когда будем готовы к этому морально, - говорю я и возвращаюсь к главной теме: постарайтесь припомнить что-нибудь еще. Кто-нибудь странный к ней сюда приходил?

Ольга Николаевна на мгновение задумывается и потом восклицает:

- Я вспомнила! Однажды я видела, как она разговаривает сама с собой.

Она делает очень серьезное выражение лица и продолжает:

- Да-да, она стояла в курилке и шептала что-то сама себе. Это было ровно за неделю до нашего с ней разговора о приоритетах.

В тот день Ольга Николаевна пошла, как обычно, после обеда покурить. Так она делает ежедневно. Священный перекур после любого принятия пищи - он есть у каждого курильщика. Говорят, это даже полезно: сигареты улучшают пищеварение, стимулируют перистальтику кишечника.

В курилке Ольга Николаевна увидела Инну. Та стояла в углу с потухшей сигаретой в руке и что-то тихо тараторила под нос. Голос ее казался нервным и немного странным. Тогда Ольга Николаевна кашлем обозначила свое присутствие. Инна вздрогнула и пулей вылетела наружу, ничего не объяснив.

- В тот момент она мне очень не понравилась, - говорит Ольга Николаевна. - У нее было жуткое лицо. Испуганное до смерти, я бы сказала. На душе у меня остался очень неприятный осадок, день был испорчен окончательно.

Я спрашиваю:

- Такое повторялось?

- Никогда, - отвечает Ольга Николаевна. - Зато как-то раз к ней приходила полностью седая женщина. Мы вначале подумали, что это ветеранка какая-нибудь, ошибившаяся этажом. Просто над нами находится некоммерческая организация, которая занимается делами стариков. Но женщина сказала, что ей нужна Инна и очень сильно забеспокоилась, когда узнала, что той на месте нет.

Инна никогда не любила стариков. Насколько я помню, они вызывали у нее отвращение. Даже на похоронах родителей моя сестра, плача, постоянно сбивалась на гримасу брезгливости.

Ольга Николаевна продолжает:

- В этой седой женщине было что-то не от мира сего.

- Как она вела себя? - спрашиваю. - Угрожала?

Ольга Николаевна смеется.

- Конечно же, нет, Саша, - говорит она. - Это была интеллигентная женщина, общалась очень вежливо.

- Еще что-нибудь?

- Больше ничего, - отвечает Ольга Николаевна и добавляет: мне очень жаль вашу сестру, Саша.

Она говорит так, словно Инна умерла, словно покинула этот долбаный мир. Я киваю.

- Она забрала все свои вещи?

- Да, все до последней скрепки.

Я благодарю собеседницу и собираюсь уходить.

- Ольга Николаевна, я перезвоню вам еще через некоторое время, - говорю я и объясняю: вдруг вы вспомните что-нибудь еще.

- Конечно, - отвечает она и на прощание: мне действительно очень жаль. Крепитесь, Саша. У моего мужа сошел с ума отец. Ох, как мы намучились. В конце концов, он покончил с собой.

- Кто? - спрашиваю я. - Отец?

- Нет, - отвечает Ольга Николаевна и говорит: муж. Он не выдержал регулярных припадков собственного отца, который, бывало, прибегал к нам домой посреди ночи, колотился в дверь и кричал что-то об инопланетянах, или КГБ, или еще, я не помню, о чем.

Так продолжалось несколько лет, а потом как-то раз она вернулась после работы домой, а муж раскачивается из стороны в сторону под самым потолком. Он сделал петлю из красивых, еще советских подтяжек. Увидел нечто подобное в одном фильме и повторил. Теперь Ольга Николаевна осталась без мужа и с сумасшедшим стариком, которому приходится каждый месяц покупать целую гору транквилизаторов, чтобы держать его в состоянии штиля, иначе он может ночью перерезать кому-нибудь глотку. Или убить всех кошек во дворе.

Я оставляю Ольгу Николаевну наедине с воспоминаниями и еду домой. Что же это за мир-то такой, в котором обычные люди кончают жизнь самоубийством из-за психически нездоровых родственников? Мне есть о чем подумать.

У тебя есть хобби. У него есть хобби. У нее есть хобби. У друга его племянницы тоже есть хобби. Маленькое домашнее увлечение, секретная отдушина. Люди говорят, что живут карьерой, семьей, общением с друзьями, продолжением рода, но на самом деле они живут своим хобби, своей тайной страстью, ради которой и целого мира не жалко.

Обычно это касается коллекционирования чего-либо: марок, монет, произведений искусства, автографов звезд, раритетных пластинок - всего, что поддается сбору и систематизации. Этакий положительный фетишизм, извращение, возведенное в ранг добродетели. Некоторые при удачном расположении звезд на небе умудряются сколотить состояние на коллекциях и коллекционерах. Правда, иногда подобного рода увлечения принимают вид весьма болезненный. Один мой знакомый, к примеру, вклеивал в фотоальбом ресницы своих любовниц. Или это были волосы с подмышек или еще откуда-нибудь - я точно не знаю, не спрашивал. Хотя было похоже именно на ресницы.

Другой коллекционировал фотографии с мест убийств. Вот, посмотри, какая здесь игра света, говорил он мне, показывая снимок изуродованной женщины. Я понимающе кивал и после этого никогда с ним больше не общался. Люди, восторгающиеся мертвыми телами, не внушают доверия: от созерцания они вполне могут перейти к действиям, могут начать творить свое контркультурное искусство, а ты окажешься подходящим материалом. Вдруг из тебя выйдет прекрасная статуя смерти?