Фабрика драконов - Джо Леджер Страница 72

— Мистер Черч, — сказала Грейс, — вы говорите, информация, взятая у «Конклава», уничтожена. Быть может, цинизма у меня как у последней стервы, но, простите, что-то мне не очень верится, чтобы правительства, на которые работал «Свиток», допустили полное уничтожение тех исследований.

— Точно так же, майор, думали и все мы. У нас было секретное совещание, где этот вопрос обсуждался, и мы поставили на голосование: уничтожить ли тот материал без возможности восстановления или же распределить поровну между правительствами так, чтобы ни одна из стран не была от этого в выигрыше. Голосование учитывало тот факт, что, если отбросить в сторону кабалистические нагромождения «Конклава», там и вправду содержались новаторские научные идеи, способные послужить во благо человечеству; в этом нет никакого сомнения.

— И как же вы поступили?

— Итоги голосования, майор, принимали семеро исконных членов «Свитка», оставшиеся в живых, — ответил Черч. — Вышло единогласно. Материалы были сожжены, дотла. Лабораторные записи, тонны исследовательской документации, образцы тестов, анализы, компьютерные файлы. Не осталось ничего. Разумеется, правительства пришли от наших действий, мягко говоря, в негодование. Кое-кого из «Свитка» отправили в отставку; кого-то понизили в должности или спровадили дослуживать в какой-нибудь третьесортный отдел, что равносильно наказанию.

— А вы вот уцелели, — заметил я. — Что наталкивает на мысль: вы все-таки нашли «Ясновидцу» другое применение.

Черч не ответил, хрустя печенюшкой.

— Ну ладно, — подал голос Кто. — Теперь понятно, каким большим ужасным волком был во времена холодной войны «Конклав». Но это было тогда. А как это все увязано с тем бардаком, в котором мы пребываем сейчас?

— Дело в том, что к нам приходит примерно та же информация, как и тогда, тридцать лет назад, когда «Свиток» впервые выявил существование «Конклава». И речь идет о нескольких его ключевых игроках.

Черч постучал по клавишам, и на стенном экране опять появились лица — всего двадцать два, в основном моложавые мужчины и женщины не старше сорока. Пятеро из них — за шестьдесят, а то и больше. Последние два портрета были затемнены.

— Большинство из этих людей погибли во время холодной войны. Остальные из разведки ушли.

— А вон те, крайние? — спросила Грейс, кивая на пару затемненных квадратов.

— Это мы с тетушкой Салли, — пояснил с улыбкой Черч. — Наши личины вы уже знаете.

Честно сказать, тетю Салли я в глаза не видел, а в бруклинской конторе ОВН ни разу не бывал; ну да ладно.

Черч поочередно поудалял все портреты, кроме тех людей, что постарше.

— Это были оставшиеся члены «Свитка»: Лозон Наварро и Клайв Монро из МИ-шесть, Миша Гундарев из российского ГРУ, Серена Галлахер из ЦРУ, Лев Тарним из «Моссада» и Юрген Фройнд, старший агент ГСГ-девять. — Он помолчал. — За истекшие полтора месяца все шестеро были убиты.

«Фабрика драконов».

Воскресенье, 29 августа, 5.03.

Остаток времени на Часах вымирания:

78 часов 57 минут (время местное).

Пинтер сидел на жестком деревянном стуле; руки сзади прихвачены цепью к спинке. Он был голый, к тому же его то и дело окатывали из ведер ледяной водой. Кондиционер работал на полную, так что холод стоял как в погребе. Промерзшего Пинтера бил крупный озноб, но он что было сил стискивал челюсти, не давая волю истошным, распирающим горло воплям.

Кроме него в комнате находились еще четверо — трое живых, а четвертый не более чем багровая изорванная груда мяса, утратившая всякое сходство с человеком. Мясо и кости, причем переломанные. Пару часов назад это еще был Хук, верный партнер Пинтера. А затем за него взялись близнецы Джекоби и их подручный. Они его даже ни о чем не расспрашивали — просто с ходу взяли в оборот и превратили в безжизненную багровую груду. Прежде чем приступить, Геката включила на запись профессиональную видеокамеру, и теперь, когда стихли последние вопли и тело застыло, став бесформенной кучей плоти, сцена была еще несколько раз воспроизведена на четырех плазменных экранах, занимающих каждую стену.

Пинтер, как мог, зажмуривался, но слух все равно терзали заполошные, пронзительные вопли. Чудовищная экзекуция повторялась снова и снова; от нее, казалось, лопаются мозги.

Затем Геката, неторопливо пройдя через помещение, нажала кнопку, и комнату словно затопила тишина. Развернувшись с грациозностью танцовщицы, она возвратилась, походя скользнув ногтями по животу брата, стоявшего тут же. Парис отвел взгляд. В истязании он не участвовал, предпочитая держаться у двери, скрестив на груди руки, намеренно в стороне от кровяных брызг. Чопорно поджав губы, он следил взглядом за сестрой.

Пинтер открыл и закрыл рот. В разгоряченное горло будто напихали иголок.

Геката, прислонясь к стене, скрестила лодыжки. На ней были короткие бриджи и топик — все как есть забрызгано кровью, от педикюра до полных губ. Глаза девушки горели хищным огнем, грудь вздымалась и опадала не то от ярости, не то от удовольствия.

— Ты знаешь, кто я? — с кошачьей вкрадчивостью спросила она. Это вообще были первые слова, прозвучавшие в комнате за все время.

Пинтер промолчал.

— А моего брата?

Пинтер повел взглядом на Париса, рассматривающего свои ногти.

— А вот этот, крупненький, наш друг Тонтон.

Тонтон ощерился, обнажив окровавленные зубы (ох как он кусается).

— Оружие и экипировка у тебя американские. Ты хочешь, чтобы мы приняли тебя и вот это, — она ткнула ногой в то, что осталось от Хомлера, — за их оперативников? «Дельту», морпехов, что-нибудь вроде этого?

Пинтер молчал.

— Оно, может, и прохиляло бы, будь я нынче с бодуна, — сказала она с улыбкой. Пинтер невольно отметил, что зубы у нее, пожалуй, как-то необычно островаты. И глаза ведьмы: бездонно-синие, с жаркими золотистыми искрами. — Ну так что? Ведь мы оба знаем, чем все это кончится. И ты, и я.

Пинтер затравленно огляделся, словно у него был шанс сбежать. Геката с улыбкой пристально за ним наблюдала. Оттолкнувшись от стены, она, покачивая бедрами, приблизилась к нему, напоминая походкой не женщину, а скорее какую-нибудь крупную охотящуюся кошку вроде пантеры или львицы. Из глаз ее словно исходил зной. Плавно подняв ногу, она уместила ступню на стуле, у Пинтера между бедрами. Его лицо находилось как раз напротив ее груди.

— Мы знаем, ты, безусловно, все нам расскажешь. Всю подноготную. Вопрос только в том, будешь ли ты умницей и тогда отойдешь в мир иной быстро и безболезненно или же прикинешься дурачком и тогда заставишь нас все самим из тебя вытягивать. А конец все равно будет один и тот же. Тонтон, когда я указываю, убивает мгновенно, хотя ему это и не нравится. В нем есть что-то от животного. Как, признаться, и во мне.