Ферма трупов - Патрисия Корнуэлл Страница 72

— Нет-нет, никто мне ничего не говорил. Мне так показалось, когда вы проходили мимо, — сбивчиво оправдывался он. — Меня сбил с толку черный футляр телефона. Простите.

— Все в порядке, — ответила я натянуто-вежливым тоном. — Вы просто выполняли свою работу.

— Можете вернуться в самолет, — сказал мне полицейский.

Я шла к своему месту, а ноги у меня дрожали так, что коленки едва не стукались друг о дружку. Ни на кого не глядя, я села и уткнулась в газету. У пилота достало такта сообщить по громкой связи о причинах задержки.

— Как выяснилось, пассажирка нашего самолета была вооружена девятимиллиметровым телефоном, — заключил он под всеобщий смех.

Да, в этот раз Дениза Стайнер оказалась ни при чем, но я сразу, автоматически решила, что за инцидентом стоит она. Она уже контролировала мою жизнь. Мои близкие превратились в пешек в ее игре. Она влияла на мои решения и поступки, ее тень преследовала меня повсюду. Мне стало не по себе от такого ошеломляющего открытия. Я чувствовала, будто схожу с ума, и едва не подпрыгнула, когда моего плеча мягко коснулась чья-то рука.

— Нам очень неприятно все случившееся, — негромко сказала мне стюардесса, хорошенькая блондинка с перманентом. — Позвольте предложить вам напиток за счет авиакомпании.

— Нет, спасибо, — отказалась я.

— Может быть, закуски? Хотя, боюсь, у нас только арахис.

Я отрицательно покачала головой.

— Не переживайте. Я надеюсь, вы и впредь будете так же бдительно следить за всем, что может представлять угрозу для ваших пассажиров. — Я говорила верные слова, а сама витала где-то в облаках — и вовсе не потому, что летела в самолете.

— Рада, что вы так к этому относитесь.

В Эшвилле мы приземлились на закате. Единственный конвейер в небольшом помещении багажного отделения быстро доставил мой портфель, и я снова отправилась в женскую комнату, где переложила револьвер в сумочку. Выйдя из здания аэропорта, я поймала такси. За рулем сидел пожилой мужчина в вязаной шапке, надвинутой на самые уши, и выцветшей нейлоновой куртке, истрепанной на обшлагах. Сжимая руль здоровенными красными ручищами, он еле-еле плелся по дороге и все переспрашивал, понимаю ли я, как далеко до Блэк-Маунтин. Видимо, его беспокоило, что я так спокойно отношусь к плате в целых двадцать долларов. Я закрыла глаза, начавшие слезиться — видимо, из-за печки, всей своей мощью противостоявшей уличному холоду.

Под гул мотора древнего красно-белого «доджа», мало отличавшийся от рева самолетного двигателя, мы двигались на восток, к городу, которому был нанесен незаметный, но сокрушительный удар. Его жители и представить себе не могли, что на самом деле произошло с маленькой девочкой, возвращавшейся домой с гитарой в руках. И уж тем более они не знали, что происходит с нами — теми, кого они позвали на помощь.

Нас, одного за другим, уничтожал безжалостный враг, обладавший сверхъестественным чутьем к нашим слабостям и больным местам. Марино теперь выступал в роли заложника и оруженосца этой женщины. Моя племянница, которая была мне как дочь, не погибла только каким-то чудом и сейчас лежала с разбитой головой в наркоклинике. Бесхитростному и недалекому школьному уборщику, тянувшему самогон в горной глуши, грозила расправа за ужасное преступление, которого он не совершал. Мота ждала отставка по состоянию здоровья, а Фергюсон погиб.

Зло, пуская все новые и новые побеги, разрасталось от питавшего его источника, вставая передо мной глухой стеной, застившей свет. Я уже не понимала, где его начало и где конец, и страшилась вглядеться в него внимательнее, боясь увидеть там саму себя, запутавшуюся в переплетенных сучьях. Жутко было подумать, что мои ноги уже не стоят на твердой земле.

— Мэм, вам чем-то еще помочь? — Я едва осознала, что водитель обращается ко мне.

Я открыла глаза. Мы стояли перед «С-Путником», уж не знаю, как давно.

— Ужас как не хотелось вас будить, да только в номере вам наверняка будет куда как удобнее. Ну и дешевле, конечно.

Все тот же портье с соломенными волосами радушно меня приветствовал и зарегистрировал в списке постояльцев, спросив, какую сторону мотеля я предпочитаю. Насколько я помнила, одна из них выходила на школу, в которой училась Эмили, а с другой открывалась панорама шоссе. Для меня особой разницы не было — горы, сверкавшие на солнце днем и черными силуэтами прорезавшие звездное небо ночью, были видны отовсюду.

— Разместите меня в зоне для некурящих, пожалуйста. Пит Марино все еще проживает у вас? — спросила я.

— Да, хотя появляется он здесь не часто. Вы хотели бы номер поближе к нему?

— Нет-нет, наоборот. Он заядлый курильщик, а я предпочитаю держаться подальше от табачного дыма. — Это, разумеется, не было настоящей причиной.

— Тогда я поселю вас в другое крыло.

— Спасибо. И как только прибудет Бентон Уэсли, передайте ему, пожалуйста, чтобы он сразу же зашел ко мне.

Еще я попросила портье позвонить в прокат автомобилей и заказать для меня на раннее утро что-нибудь с подушкой безопасности. Войдя в номер, я закрылась на замок, накинула цепочку и подперла дверь стулом, поставив его под дверную ручку. Я долго нежилась в горячей ванне с парой капель ароматизирующего средства, оставив, однако, револьвер рядом на туалетном столике. Благоуханное тепло, поднимавшееся от воды, ласкало меня, словно любящие руки, мягко обволакивая лицо и шею и нежно касаясь волос. Впервые за много дней я чувствовала себя умиротворенной. Время от времени я подбавляла горячей воды, и душистые островки эфирных масел кружили на поверхности маленькими облачками. Лежа в ароматной воде, я погрузилась в мир грез.

За прошедшие дни я оживляла в памяти нашу ночь с Бентоном несчетное число раз. Я не хотела признаваться себе, как часто эти образы возникали в моей голове, но теперь наконец не могла противиться искушению раскрыться им навстречу. В моих воспоминаниях навечно запечатлелась каждая деталь нашего первого любовного свидания, произошедшего здесь, хоть и не в этом самом номере.

По правде говоря, любовников у меня было не много, и все они были сильными мужчинами, не лишенными способности чувствовать. Каждый из них принимал во мне женщину, не бывшую женщиной во всем. При женском теле и чувствах я обладала характером и энергией мужчины, и недодать мне в чем-то значило обделить самих себя. Поэтому они старались изо всех сил, даже мой бывший муж Тони, меньше других обладавший всеми необходимыми качествами, и секс становился обоюдным соревнованием равных партнеров. Как два одинаково сильных зверя, нашедших друг друга посреди джунглей, мы вступали в любовную схватку, и каждый получал столько же, сколько давал сам.

А вот с Бентоном все оказалось настолько по-другому, что я до сих пор не могла до конца поверить в это. Никогда еще я не испытывала ничего подобного. Наши мужское и женское начала взаимно дополняли друг друга, словно он был обратной стороной меня, а возможно, и чем-то единым со мной.

Не могу сказать точно, чего я ожидала, хотя нас вместе я представляла задолго до случившегося. Мне верилось, что обычная суровая сдержанность Уэсли обернется мягкой теплотой, как у воина, который вернулся с полей сражений и теперь мирно покачивается в гамаке, растянутом меж могучих деревьев. Но когда в тот предутренний час мы начали ласкать друг друга на веранде, руки Бентона изумили меня. Пальцы, расстегивавшие мою одежду и касавшиеся кожи, двигались так, будто для него в женском теле тайн было не больше, чем для самих женщин. В его прикосновениях ощущалось нечто большее, чем страсть: он словно растворялся в чужих чувствах, желая исцелить то, что так часто видел поруганным и изувеченным. Казалось, он искупает вину всего мужского рода — всех, кто насиловал, бил и помыкал, — и тем самым приобретает право наслаждаться телом женщины так, как наслаждался моим.