Мельничная дорога - Кристофер Дж. Эйтс Страница 8

ПЭТЧ

Мне не требовалось оборачиваться, я и без того знал, что Мэтью находится у меня за спиной. Даже в зной я ощущал жар его ярости, гармонично вписывающейся в окружающий мир вместе с электрическим гудением жуков.

Предыдущим летом мы устраивали бег наперегонки, и в большинстве случаев я умудрялся его обставлять. Я обладал естественным шагом и, поскольку был ниже Мэтью, легче преодолевал неровности почвы. Но с тех пор он не вырос ни на фут.

В его первый день в нашей школе, когда мы переодевались в раздевалке, готовясь к уроку физкультуры, ребята украдкой бросали взгляды на небольшой островок волос у него между ног, которого ни у кого из нас не было. Теперь волосы стали гуще и росли у Мэтью не только между ног, но и ниже колен. Над верхней губой даже пробивались усы. Все тело Мэтью полнилось силой Самсона.

А это означало, что я вовсе не был уверен, что бегал быстрее его. Мчался по удушающей жаре и, надеясь, что сохранил преимущество, отталкивался от земли безволосыми ногами.

Дорога в наше тайное убежище выводила на тропу по Свангамскому хребту. Справа склон круто спускался в долину, с другой стороны которой возвышался Сансет-Ридж. Но эта крутизна не шла ни в какое сравнение с бездной слева от меня: каменная стена отвесно тянулась в долину Хадсон. До земли было не менее тысячи футов, тропу отделяла от нее лишь легкая дымка.

Коварная, даже если просто идти по ней, для бегуна тропа представляла большую опасность. Верхний слой почвы тонкий, под ногами переплетение корней, по всему подъему наполовину утопленные в землю камни. Но я бежал, не щадя сил и, несмотря на опасность и страх перед Мэтью, проникся бодростью: легкие искрились жизнью, тело слушалось на пике возможностей. Так продолжалось первую четверть мили, но вдруг мне в голову пришла страшная мысль.

Может, я должен сначала поторопиться к Ханне? Даже если я выиграю эту гонку, что дальше? Мэтью не предложит джентльменское рукопожатие. Мол, отлично, Хитрюга, победа в кроссе за тобой. И раз выиграл, будем играть по твоим правилам.

Мысли мелькали в голове и мешали точности движений. Бег потерял сосредоточенность. Неуверенность вспенивалась, словно сода в бутылочных ракетах. Не догоняет ли меня Мэтью?

Помню, как мысленно твердил себе: только не оборачивайся. Но это как с тем советом не думать о белом коте. Сразу начинаешь думать о нем.

Только стоило покоситься назад, этого хватило, чтобы шлепнуться с силой захлопнувшейся мышеловки. Не знаю, во что я угодил головой: в дерево, в корень или в скалу. По-моему, в момент удара череп окаменел.

Когда я очнулся, перед глазами все плыло. Мелькнули верхушки деревьев, небо – Мэтью тащил меня от тропы.

Там, где я споткнулся, тропу от кромки Свангамского хребта отделяло футов тридцать, но я упал у одного из уступов, откуда открывался живописный вид.

Все болело. Я застонал, Мэтью отпустил меня, и боль резанула по разбитым о камни рукам и голове. Ломило в затылке – череп протестующее вопил на верхних тонах.

Мэтью навалился на меня, впился в запястья, распластал по земле, как делал в играх, когда хотел, чтобы я запросил пощады, и требовал, чтобы я наелся земли, грязи или проглотил живую лягушку. Оглянулся. Мне казалось, будто я могу читать мысли Мэтью, кружившие за его глазами, будто картинки в окошках игрового автомата.

– Ты всегда только и делал, что наблюдал, Хитрюга, – сказал он не зло, а устало. – Стоял в стороне и глядел. Думаешь, если не принял участие в деле, то все в порядке? Сорвался с крючка?

Я не ответил – смотрел на Мэтью, стараясь выбросить из головы боль.

– Теперь ты заявляешь, что намерен что-нибудь предпринять, однако поезд уже ушел. Поздно. Можно спалить меня, спалить себя, Ханна от этого не оживет. – Теперь в его голосе было больше не усталости, а горького изумления. – Поздно, Хитрюга. А ведь в критический момент ты даже не заикнулся.

Мэтью грозно взглянул на меня, словно предлагая поспорить, но я промолчал. Почему, не знаю – что-то останавливало, побуждало притвориться непонимающим, следовать главной тактике моей жизни.

Мэтью уперся взглядом в мои руки. Быстро положил запястье на запястье, чтобы обе держать одной хваткой. У меня тонкие запястья, но, несмотря на это и слабость, я мог бы попытаться вывернуться, однако слишком страдал от боли.

Мэтью начал подниматься, понуждая к тому же и меня.

Когда мы оказались на ногах, принялся толкать назад. Я не оборачивался и не сопротивлялся. Изо всех сил старался сдержаться и не кричать от боли. Так мы и двигались, как нескладная парочка, ковыляющая на танцевальной площадке.

А когда замерли, мне показалось, будто я почувствовал поднимающийся из глубины долины поток воздуха. Был бы я орлом, мог бы воспарить со скалы. Приступ боли был настолько силен, что я приказал телу покориться ему. Подобно тому, как в старых кинофильмах дамы падали в объятия возлюбленных.

Он – Тарзан. Я – Джейн.

Веки опустились, когда Мэтью освободил мои запястья, а затем плечо.

– Открой глаза, Хитрюга, – потребовал он.

Но я не мог. Возникло ощущение, будто я стою на высоко натянутой проволоке, и самое легкое движение грозит потерей равновесия.

– Открой глаза, я тебе сказал!

Я снова не послушался и вспомнил, как мы с ним вместе нашли полосатого гремучника и Мэтью выстрелил в него. Гремучник извивался, как хлыст, и мы, вопя в две глотки, бросились спасаться, а когда остановились, так сильно хохотали, что опасность умереть от смеха была реальнее, чем от укуса змеи.

– Хитрюга, клянусь… Немедленно открой глаза.

Я представлял, как мы с Мэтью купались в озере, искали оленей и стреляли по банкам. Неплохо забавлялись в Свангамах.

Теперь мне казалось, что моя грудь – яблочко мишени.

Рядом будто что-то двигалось. Но наверное, меня коснулся ветер. Долго царила тишина, а затем, словно издалека послышался голос Мэтью:

– Хорошо, хорошо, Хитрюга.

Я открыл глаза. Он стоял в десяти шагах, сгорбившись, с гримасой поражения на лице. Горько улыбнулся.

– Кстати, Хитрюга, башку ты разбил основательно. – Мэтью достал из заднего кармана красную бандану и повесил на камень. – Ты же понимаешь, здесь тебя искать никому не придет в голову. Прости, Хитрюга, дело вовсе не в тебе.

Мэтью повернулся, печально махнул рукой и нырнул под деревья, обратно к велосипедам.

Знойный смолистый сосновый воздух только усиливал мою дурноту. Я отошел от обрыва, хотелось сесть и уснуть, но опять вспыхнула боль в голове. Я осторожно потрогал затылок, пропуская сквозь пальцы мокрые волосы. Благодаря моей гриве про меня говорили, что я похож на Бобби Юинга из телесериала «Даллас». И она сослужила мне службу: голова была будто обмотана марлей. Рана находилась на макушке, и вокруг нее все склеилось. Пальцы ощупывали ниже, ниже, еще ниже.