Милый Каин - Игнасио Гарсиа-Валиньо Страница 8

«Здесь что-то не сходится. Поведение Нико, его манера общения — все это явно нельзя назвать нормальным. Неужели у него действительно проявляются признаки какого-то психического отклонения или, упаси бог, заболевания? С одной стороны, заранее вроде бы беспокоиться не стоит, а с другой — кто его знает, может, и вправду есть смысл в том, чтобы парня посмотрел специалист. Хотя бы ради того, чтобы отвести всякие подозрения насчет заболевания и успокоить их с Кораль».

— Я, кстати, знаю подходящего человека. Он преподает детскую психологию в нашем региональном университете.

— Теоретик?

Карлос отрицательно покачал головой.

— У него еще и свой кабинет есть. Он занимается с маленькими детьми, имеющими отклонения в развитии.

— Как ты с ним познакомился?

— Да случайно, месяца два назад. Возвращался я в воскресенье домой после гольфа и вижу — голосует на обочине парень с велосипедом. Оказывается, он проколол переднее колесо и попросил меня подбросить его до какой-нибудь мастерской. Ну, я и подумал, а почему бы не помочь человеку? Запихнули мы с ним велосипед в багажник и поехали в Мадрид. По дороге разговорились, и знаешь, какое совпадение выяснилось? У него с собой был плеер, и он, когда мы встретились, слушал ту же самую музыку, что и я, — Четвертую симфонию Малера. Ты только представь себе! — Карлос обернулся к жене, но ту, похоже, ничуть не тронул рассказ о столь невероятном совпадении. — Два любителя Малера встречаются на загородной дороге по чистой случайности. Мы, естественно, поговорили о музыке, а потом и на прочие темы. Человек он действительно интересный, образованный и интеллигентный. Я высадил его у мастерской, где можно было отремонтировать проколотое колесо. Пока мы с ним вытаскивали велосипед из машины, у парня выпал из кармана бумажник, слава богу, ко мне в машину. Я и обнаружил-то это дело только на следующее утро. Естественно, я заехал к нему в кабинет, адрес которого узнал по визитным карточкам, лежавшим в бумажнике. Кстати, я немного посмотрел, как он работает со своими пациентами. Видно, что человек очень увлеченный и, несомненно, знающий толк в своем деле. Само собой, парень очень обрадовался, увидев свой бумажник. Мы еще немного поболтали и в итоге договорились вместе заниматься спортом. Я пригласил его в наш гольф-клуб. Кстати, если хочешь, в следующий раз, когда мы с ним увидимся, я его тебе представлю.

— Да, конечно. Когда это будет?

— Да на следующей неделе.

Кораль с надеждой вздохнула. Они подъезжали к Ла Моралехе, откуда и начинался престижный район столицы. Луна все выше и выше поднималась по ночному небосводу.

Хулио Омедас обвел взглядом аккуратные дорожки и корты теннисного клуба. Стояло мягкое, даже прохладное мартовское утро. Он непроизвольно залюбовался маленькой радугой, образовавшейся почти у самой земли, оттого что один из молодых членов клуба, готовившийся к игре, поливал корт водой.

Он зажимал большим пальцем часть среза насадки, чтобы вода разлеталась по воздуху не каплями, а пылью. Его будущий соперник столь же целеустремленно и тщательно ровнял граблями площадку, и без того идеально подготовленную к игре. Оба были одеты в костюмы с клубной символикой и, судя по их настрою, готовились к серьезной турнирной встрече.

Хулио наблюдал за всем этим, сидя за столом на террасе, пристроенной к зданию администрации клуба. Она была приподнята над землей на манер театральной ложи. С нее открывался прекрасный панорамный вид на корты, прогулочные дорожки, трибуны — практически на всю территорию клуба.

По правде говоря, он не слишком хорошо понимал, как его сюда занесло и что он здесь делал. В этот элитарный теннисный клуб его пригласил Карлос Альберт. Они были едва знакомы, но этот человек обращался с ним как со старым другом. Более того, он настоял на том, чтобы сыграть с Хулио партию в теннис, хотя тот убеждал его, что не силен в этом деле. Карлос зарезервировал для них корт под номером один. Теперь эта площадка, пустая и отлично подготовленная персоналом клуба, дожидалась их появления, пока они лениво, не торопясь потягивали пиво в баре на террасе.

Хулио Омедасу исполнилось тридцать четыре года. Он был высоким привлекательным мужчиной с очень хорошими манерами. Некоторая медлительность в движениях и рассуждениях лишь добавляла ему очарования. Он улыбался миру тонкими, изящными губами и неизменно смотрел на окружающих чуть печальными глазами. Как человек, Карлос был ему симпатичен, но сегодня у Хулио возникло ощущение, будто тот строит ему какую-то западню. Нет, не просто так его пригласили сюда, по крайней мере не только для того, чтобы сыграть в теннис.

Карлос вышел из бара с двумя кружками пива и подсел к Омедасу.

— Я хотел бы проконсультироваться с тобой как с психологом, — признался наконец он. — Есть у меня одна проблема. Речь идет о моем сыне. Мы с женой очень за него беспокоимся и не знаем, как быть. По правде говоря, мы даже толком не знаем, что именно с ним происходит.

На некоторое время Хулио профессионально превратился в самого чуткого слушателя на свете. Он внимательно ловил каждое слово Карлоса, отмечал про себя любую деталь в его рассказе и мысленно пытался составить по словам отца портрет его сына.

В итоге психолог вынужден был признаться себе в том, что портрета не получилось. Так, легкий набросок, сделанный неумелой рукой и как будто впопыхах. Ему становилось понятно, что Карлос практически не знает собственного сына. Он перечислил собеседнику набор объективных фактов — двенадцать лет, учится в английском колледже, хорошо успевает и так далее. Судя по всему, кроме этого, он не мог рассказать о сыне ничего, не знал, чем тот живет, о чем думает, что его беспокоит или тревожит.

— Я бы сказал, что он вроде как… — На секунду-другую Карлос задумался. — Он вроде бы и есть, но в то же время его и нет. Он есть только потому, что мы его видим, можем до него дотронуться, но не более. Никто — ни я, ни его мать — не знает, о какой хрени он в данный момент думает, на какой планете или вообще в какой галактике сейчас мысленно находится. Он есть — и его нет. Он смотрит на нас — и не смотрит. Говорит, когда вообще снисходит до того, чтобы пообщаться с нами, так, словно эти слова и мысли принадлежат не ему, а кому-то другому.

— У него есть друзья?

— Нет, насколько нам с женой известно. Общение со сверстниками его не интересует. Одноклассники по колледжу, наверное, кажутся ему дураками и тормозами. Иногда он передразнивает их, причем получается это у него достаточно точно, но уж очень не по-доброму. Больше всего ему нравится быть одному и наблюдать за тем, что происходит вокруг.

— Значит, ты полагаешь, что он находится в подавленном состоянии?

— Можешь не подыскивать деликатных слов. Мы с женой действительно боимся, что у парня в самом деле настоящая депрессия.

Хулио продолжал рассеянно смотреть на корт, где вот-вот должна была начаться игра. Игроки закончили поливать и ровнять площадку. Они начали выбирать ракетки из целой дюжины, предложенной каждому из них на выбор. Теннисисты взвешивали их в руке, проверяли, насколько хорошо натянуты струны. В довершение ритуала, перед тем как выйти на корт, они стряхнули специальной палочкой комочки земли со своих подошв, явно не желая, чтобы в игре им помешала хоть какая-нибудь мелочь.