Противостояние - Никита Аверин Страница 8

Рядом с пленником стоял, дожидаясь указаний, тот самый корноухий арбалетчик, сменивший доспех на кожаный фартук. После кивка кардинала воин отшагнул к невысокому столику, чуть поодаль, и сдернул с него покрывало. Ничего подобного Карл, хоть и побывавший на многих допросах, не видел. Всю столешницу занимали самые разнообразнейшие инструменты, о назначении которых второй мысли и быть не могло. Вот о применение Карл тут же споткнулся. Он просто не мог придумать, что же делать минимум с двумя третями устройств. Ришар Годэ же явно знал толк в пыточном мастерстве. Будто лаская, кардинал провел по железкам кончиками пальцев. Губы его изогнула та самая кроткая улыбка, не сулившая толстяку ничего хорошего…

– Швальбе, все готово? – спросил кардинал. Арбалетчик кивнул в ответ.

– Вот и славно, вот и замечательно. А теперь, окажи любезность, покинь нас.

Корноухий, так и не сказав ни слова, вышел, аккуратно притворив за собой дверь.

Кардинал встал напротив трясущегося мельника. Надел тонкие перчатки из белой кожи. Двумя пальцами приподнял жирный подбородок, взглянув в заплаканные глаза. И сказал с нескрываемой грустью:

– Мы еще не начинали, а ты уже готов рассказать все, что знаешь?

Мельник, будучи не в силах сказать что-то членораздельное, часто-часто закивал.

– Нет, все, что знаешь, начиная от сотворения мира, рассказывать мне не надо, – покачал головой кардинал. – Нам, – Годэ посмотрел на Карла, присевшего на подходящий табурет, – с братом Карлом требуется только истина. И ничего кроме. Ты же будешь говорить только истину?

Толстяк затряс головой так часто, будто желал, чтобы она отвалилась.

– Брат Карл, ты готов записывать? Чернила и пергамент у правой стены.

– Готов, брат Ришар! – в тон кардиналу отозвался молодой священник, быстро обнаруживший искомое и усевшийся поудобнее, дабы фиксировать каждое слово, прозвучавшее здесь.

– Итак, тебя зовут Бернар?

– Истинно, святой отец! Бернар меня зовут! Бернар де Монтрезор!

– Де Монтрезор? – нахмурился кардинал. – Стало быть никакой не Жертье… Брат Карл, оторвитесь на мгновение да подайте мне вооон ту штуку, с краю. Да, с зубчиками. По-моему, любезный Бернар, ты лжешь!

– Святой отец! – возопил мельник, стараясь не глядеть на ту самую штуку с зубчиками, которую Годэ задумчиво вертел у самого носа допрашиваемого. – Ну не виноватый я, что так вышло! Семейство разорилось! А я воинскими талантами обделен оказался, вот и пришлось заниматься делом, противным сословию!

– Ладно, – с явной неохотой кардинал отложил инструмент, – поверим, что сын рыцаря мог стать зеленщиком. С трудом, конечно, но поверим. А скажи-ка мне, любезный Монтрезор, раз ты уже решился быть откровенным, зачем ты оставил Фожерен и перебрался сюда?

– Ну это… – Несмотря на прохладу, толстяк обильно потел. – Обидели меня там! Жизни не давали! Дом чуть не сожгли! Через ограду гадюк кидали! В дымоход пакость засовывали!

– Только дегтем ворота не мазали, – тихонько, чтобы никто не услышал, проворчал Карл, склонившись над пергаментом.

– А что послужило причиной столь пристрастного к тебе отношения, Бернар? Поведай нам.

– Ну это… – снова стушевался мельник. – Я им… Они мне…

– Понятно, – хлопнул ладонью себе по колену Годэ. – Можешь не продолжать. Хотя, если я предположу, что тебя, как истинного христианина, не желающего видеть, а тем более участвовать во всех мерзостях тамошней еретической секты, просто хотели выжить из Фожерена?..

Кардинал сделал многозначительную паузу.

Глаза де Монтрезора, не верящего тому, что он услышал, засветились счастьем. Бернар, захлебываясь от восторга и понимания, что ему не грозит ни калящаяся в жаровне кочерга, чей кончик приобрел уже вишневый цвет, ни один из жутких предметов, лежащих так близко…

– Вы в корень зрите, святой отец! Я же всех их на чистую воду вывести хотел! Только совсем чуточку не успел! Вы сами меня нашли! А теперь, теперь я им всем покажу, как грешить!

На радостях забывший о своем нынешнем, весьма жалком положении, де Монтрезор попытался подскочить но, удержанный цепью, звучно плюхнулся обратно.

– Не стоит спешить, любезный мой брат! – сказал Годэ. – Мы сейчас с тобой уточним все детали, подлежащие выяснению. Кто глава тамошнего змеиного клубка, кто еще замешан. А вот когда все уточним, тогда придет мой любезный капитан Швальбе да распутает все узлы. Он слишком их сильно затянул для моих старческих пальцев. А тебя, брат Карл, я попрошу оставить свое занятие и, поднявшись наверх, передать мое распоряжение готовиться к отъезду. Сегодня же. Да, скажи, чтобы Швальбе твоего лавочника привез. Того, что сделал донос. Возьмем с собой, он нам не помешает.

Молодой священник кивнул, отложил пергамент, на котором успел вывести всего несколько строк, и вышел, искренне надеясь, что он не слишком долго проблуждает по незнакомому монастырю и выберется наружу раньше, чем кардинал и мельник договорятся…

* * *

Прованс, две недели спустя

Отряд, уже проделав большую часть пути, двигался по дороге, ведущей от Марселя до Арля. Карл, невзирая на то что в земли Прованса они въехали еще несколько дней назад, не переставал дивиться красотам здешних мест. Пыльная дорога, широкая, как река, бежала мимо цветущих садов и тучных полей. Справа лазурной гладью манило Средиземное море, слева у горизонта поднимались укрытые лесом холмы.

Хотя, положа руку на сердце, и боевой отряд инквизиторов представлял собой зрелище не менее живописное, нежели окрестности. Впереди на одномастных серых тяжеловозах, сгоняя на обочину бредущих крестьян и нечастые купеческие обозы, скакала тройка савойцев во главе с корноухим Швальбе. За ними, поднимая в воздух целые облака едкой дорожной пыли, полз шестиколесный фургон. Передвижное обиталище кардинала Годэ было размером с немаленький дом и увлекалось вперед четверкой флегматичных волов. За фургоном, укутав лица платками, следовали верхом остальные савойцы. За савойцами на открытой платформе шла большая железная клетка, в которой сидел, нахохлившись, словно сыч, подсудимый Бернар. Кучером платформы с клеткой был немой Антуан. Горою возвышаясь на облучке, он хмуро поглядывал по сторонам, в каждую секунду готовый ожечь длинным бичом любого чужака, по неосторожности своей оказавшегося в опасной близости. Замыкали колонну несколько телег со скарбом, слугами и прикованным длинной цепью за ногу (чтобы не сбежал) свидетелем – лавочником.

Карл на своем многострадальном муле, сторонясь по возможности общества Годэ и его лихих инквизиторов, скакал вровень с телегами, обозревая окрестности и в который раз прокручивая в голове свой последний разговор с архиепископом.

Фон Алленштайн принял его перед самым отъездом. От Дитриха он уже знал о провале миссии, а потому обрушивать на племянника гнев не стал. Тем более что Карл, лихорадочно размышлявший всю дорогу от монастыря доминиканцев до архиепископского замка, тут же представил ему свой план.