Восемь Фаберже - Леонид Бершидский Страница 8

– Если можно, я отвечу, когда прочту договор, – сказал он сухо.

– А договор ваш, – сказал Винник в тон ему. – Вы ведь исполнители. Подготовьте, наши юристы посмотрят. Но не думаю, что возникнут какие-то проблемы. Условия ведь понятные и простые. Мое участие в поисках – гарантия на случай, если вы не станете ничего делать, а через год потребуете свой миллион. Договорились?

Иван кивнул.

– Ну, вот и отлично. Следующим шагом нам надо обсудить, с чего начнем охоту. Хотите сейчас, или назначим другую встречу, а вы приедете уже с договором?

– А ты бы с чего начал? Ты ведь уже приступил к поискам, – сказал Штарк.

– Хороший вопрос, – похвалил его Винник. – Я уже некоторое время об этом думаю. Вот смотрите. Все наши семь яиц – это подарки Марии Федоровне, сперва от мужа, Александра III, а потом от сына, последнего царя Николая. Само по себе это здорово, потому что Мария Федоровна после революции уехала за границу, жила в Англии, потом в Дании у своих родственников – королей. Есть хорошие шансы, что она вывезла с собой яйца, которые были ей особенно дороги как память. Таких в нашем списке три: «Памятное Александра III», «Портреты Александра III» и «Розово – лиловое с тремя миниатюрами»: в нем маленькие портретики Николая, его жены Александры и их первой дочери Ольги. Наверняка Мария Федоровна нежно любила первую внучку. И, скорее всего, бывшая царица не стала бы продавать ни одно из этих яиц до самой смерти; значит, они позже других попали на рынок. Некоторые мелькали на выставках уже в 30-е годы. Вряд ли их так уж трудно отыскать.

– То есть ты бы охотился на все три этих яйца? Оптом, так сказать? – уточнил Молинари.

– Я бы назначил целью какое-то одно. Например, «Розово – лиловое»: оно, похоже, выставлялось в Лондоне в 1935 году. А остальные два могут оказаться где-то неподалеку.

– Как оно выглядит, «Розово – лиловое»? – спросил Штарк.

– Никто сейчас не знает, даже фотографий не осталось. Зато сохранился сюрприз, который был внутри яйца. – Винник взял с полки большой том в серой суперобложке. – Это энциклопедия яиц Фаберже. Вот, смотрите.

Он раскрыл книгу на цветной вклейке в середине. Штарк и Молинари увидели опоясанную бриллиантами и крупным жемчугом подставку из покрытого красной эмалью золота, увенчанную тремя сердцевидными лепестками, на каждом из которых красовалась обрамленная бриллиантами миниатюра.

– Эта штука теперь у Вексельберга. Она была в коллекции Форбса. Лишний повод поискать само яичко. Чаще бывает, что сохранилась скорлупка, а сюрприз утерян. А тут наоборот. Что-то мне подсказывает, что мы найдем это яйцо первым. Но возьмите книжку, полистайте. Может, будут другие идеи. Вообще, вам бы почитать всякую литературу, поучить матчасть. Я-то – уже́, но не хотелось бы все вам пересказывать, как школьникам. Позвоните мне через неделю. И договор, конечно, жду.

Выходя из кабинета, партнеры переглянулись. Может быть, как раз ради этого свела их судьба.

Москва, 21 марта 2013 года

– Ну, что я тебе говорил? – Молинари оттолкнул от себя кружку с остатками кофе, так что Софья, жена Штарка, едва успела ее поймать свободной от младенца рукой. В ответ на мамино резкое движение маленькая Аля недовольно заворочалась и пискнула. Сыщик снова притянул кружку к себе и рассыпался в извинениях. Он впервые был в гостях у Штарка и вот уже показал, что представляет собой угрозу для посуды.

– А что ты такого говорил? – близоруко сощурился Штарк. Его короткие рыжие волосы торчали во все стороны: Молинари явился с утра пораньше, и Иван не успел даже принять душ.

– Я говорил – очередная русская афера. Это не настоящая работа. Я вчера купился на миллионы, которые обещал твой Винник, но теперь… Неужели ты сам не видишь, что тут какая-то разводка?

– Пока не вижу ничего подобного, Том. Ты обещал, кстати, вставить условия в шаблон договора.

– Он у тебя в почте. Но я не собираюсь его подписывать.

– Да что у вас такое случилось? – Софья решила наконец поинтересоваться причиной крайнего раздражения, в которое впал Молинари.

– Ну… пока ты мыла Але попку, позвонил Винник, – объяснил Иван. – И сказал, что яйцо с херувимом, которое он вчера показывал, ночью украли. Позвал нас к себе к одиннадцати. Ругался последними словами, кричал про идиотов. Мол, все равно не смогут продать его незаметно.

– Черта с два они не смогут, – вклинился Молинари. – Он же не стал широко сообщать, что купил это яичко. А оно числилось пропавшим. Так что воры просто состряпают ему другое происхождение. Да и откуда мы знаем, что он сам его не украл? Мне Анечка много рассказывала про повадки этих ваших…

– Олигархов? – подсказал Штарк с невинным видом.

– Мы, американцы, вообще русским не доверяем, – сказала Софья, двадцать лет прожившая в Бостоне; это Штарк вернул ее на родину после той самой «истории с Рембрандтом». – Они все мафиози.

Старается разрядить обстановку, подумал Иван. Чтобы Молинари не пугал ребенка. А то его возмущение как-то с трудом умещается даже в немаленькой кухне штарковской «трешки» на проспекте Мира.

– Том, Винник сказал, что наша договоренность в силе. Только нам придется вести себя осторожно, пока мы ищем эти яйца. А как только найдем – наоборот, надо сразу об этом объявлять. Ты правильно говоришь, что он зря не раструбил повсюду про херувима.

– Ты серьезно хочешь разговаривать с ним дальше?

– Я уверен, что никакой разводки нет, просто условия немного усложнились. Никогда не думал, Том, что ты такой… осторожный.

Штарк, сам склонный все время заливаться краской, как девица, впервые увидел, как краснеет Молинари. Вернее, сыщик побагровел так, будто вот – вот лопнет, и вперил в Ивана, без преувеличения, устрашающий взгляд.

– Ты назвал меня трусом?

– Ни в коем случае, – поспешил отступить Штарк. – Я просто не понимаю, что ты имеешь против этого заказа.

– Думаю, про это надо бы спросить у Анечки, – вдруг предложила Софья.

Молинари так и застыл с открытым ртом.

– Откуда ты знаешь? – выдавил он наконец.

– Догадалась. Тебе и хочется денег, и нельзя рисковать. Это никакая не трусость. Тебе, Иван, неплохо бы взять с Тома пример. – И Софья принялась демонстративно щекотать младенца, который, не умея еще смеяться, стал корчить забавные рожицы и сучить ножками.

– Погоди-ка, у вас что, будет ребенок? – дошло, наконец, до Ивана.

– Я не хотел тебе раньше времени говорить, – признался Молинари.

– Ну, так это же ничему не мешает, и вряд ли у нас в ближайшее время будет другая возможность столько заработать, – пробормотал Штарк.

– Да уж, ничему не мешает, это точно… – Сарказм в голосе Софьи не сулил Ивану ничего хорошего.