Мертвая зыбь - Юхан Теорин Страница 80

— А прежний владелец, Август Кант, — спросил Йерлоф, — вы с ним встречались?

— Спрашиваете… — хмыкнул старик и улыбнулся, как будто бы вопрос показался ему забавным. — Я с ним виделся каждый день. Ну вот, пришли. Здесь раньше была контора.

Над дверью бывшей конторы висела деревянная табличка с надписью: «Музей древесины». Хеймерссон открыл замок, вошел и включил свет.

— Ну вот… как говорится, добро пожаловать. Это вам обойдется в тридцать крон. — И он направился к деревянной стойке с огромным старинным кассовым аппаратом.

Йерлоф заплатил за двоих и получил два квитка, как две капли воды похожие на тот, который он нашел в бумажнике Эрнста Адольфссона. И они пошли дальше собственно в музей.

Он оказался совсем небольшим: всего лишь две комнаты и соединяющий их короткий коридор. В середине комнаты стояли всевозможные пилы, старые распиловочные машины. На стенах были развешаны фотографии — по большей части черно-белые, в застекленных рамках, с аккуратно наклеенными пояснительными надписями. Йерлоф молча бродил среди них и рассматривал групповые снимки пильщиков и лесорубов и фотографии шхун с грудами теса на палубе.

— Там еще другие снимки есть, поновее. Они в следующей комнате, — сказал у него из-за спины Хеймерссон.

— Хорошо, — отозвался Йерлоф. Ему хотелось побродить здесь одному, и он заметил, что и Йон, похоже, прикидывает, как бы избавиться от гида.

— Наш первый компьютер тоже там выставлен, — продолжал экскурсию Хеймерссон. — Это прогресс… Всеми пилами сейчас управляют компьютеры. Я не понимаю, как это все происходит, но работает.

— Да, интересно.

Йерлоф рассматривал фотографии.

— Рамнебю экспортирует обработанную древесину даже в Японию, — не унимался Хеймерссон. — Вы, эландцы, с японцами-то, наверное, никогда дел не имели?

— Нет, — согласился Йерлоф, — с японцами не доводилось. — И добавил: — Но пол в соборе Святого Павла в Лондоне выложен нашим камнем.

Хеймерссон ничего не ответил, Йерлоф решил сменить тему.

— Один наш друг приезжал сюда в прошлом месяце — Эрнст Адольфссон.

— С Эланда?

Йерлоф кивнул.

— Он каменотес и был в музее в середине сентября.

— Ну да, я это очень хорошо помню, — сказал Хеймерссон. — Я для него специально музей открывал, так же как и для вас. Очень оказался приятный человек. Он мне еще рассказывал, что живет на Эланде. Но родом отсюда, из поселка.

— Из Рамнебю? — спросил Йерлоф.

— Он здесь вырос, а потом переехал на Эланд.

Для Йерлофа это было новостью. Он никогда не слышал, чтобы Эрнст упоминал о своей родной деревне.

Он прошел чуть дальше и наконец увидел это: фотографию Мартина Мальма и Августа Канта. Лесопилка, пристань и групповой снимок рабочих; на переднем плане Мальм и Кант. «Дружеская деловая встреча на пирсе лесопилки, 1959 год», — сообщал машинописный текст под фотографией. Хотя на снимке что-то похожее на улыбку можно было найти только у одного-единственного человека. Все остальные, включая Мартина и Канта, довольно мрачно пялились в объектив камеры.

«Тысяча девятьсот пятьдесят девятый год. А потом, через несколько лет, Мартин Мальм купил свое первое большое судно», — отметил Йерлоф.

Это была большая фотография, намного больше, чем в книге. Рука на левом плече Мартина виднелась совершенно отчетливо. По меньшей мере это можно расценивать как дружеский знак. Самому Йерлофу никогда в голову не приходила мысль положить руку на плечо Мартина Мальма. Он был не из тех людей, которые располагают к фамильярности. Но в случае с Августом Кантом все казалось по-другому.

— Это один из наших друзей, — сказал Йерлоф, указывая на Мартина. — Капитан с Эланда.

— Вот как, — произнес Хеймерссон, прозвучало это без особого интереса. — Здесь раньше в свое время парусников было не протолкнешься… Лес возили на Эланд. У вас там с деревом-то не очень.

— В том-то и беда, что у нас было очень много леса, но его вырубили подчистую во благо Родины и отправили на материк, — возразил Йерлоф. Он опять показал на снимок: — А вот здесь — это Август Кант, верно?

— Директор Кант, да.

— Племянник у него довольно известный, — заметил Йерлоф, — Нильс Кант.

— А, этот, ну да. Убийца полицейского. О нем много говорили, в газетах тоже писали. Но он вроде как умер. Сбежал за границу, там и помер, да?

— Ну да, — сказал Йерлоф. — А до того он здесь не появлялся?

— Я так думаю, что директор не шибко жаловал Нильса, — начал Хеймерссон, — он о своем племяннике никогда не говорил. Так что и другие, если директор был поблизости, тоже Нильса не поминали.

— А может быть, это из-за того, что он знал, где Нильс? — спросил Йерлоф.

— Как сказать, может быть и так. Нильс приходил сюда, когда сбежал с Эланда после убийства полицейского.

— Да ну, приходил сюда? И что, встречался со своим дядей?

— Да я не знаю, но он околачивался здесь какое-то время, люди его в лесу видели, — сказал Хеймерссон и ткнул пальцем в фотографию. — Вот здесь Гуннар, мы тогда оба подмастерьями числились. Он божился, что встретил Нильса и деньги для него получил. Но Гуннар много насчет чего божился… Вот что я точно помню — это то, что полиция приезжала. Потому что кто-то им сообщил, что здесь был Нильс Кант. Полицейские караулили здесь несколько дней, ждали, наверное, что он покажется. Все, конечно, немного нервничали… но работу мы свою не бросали. А убийцы этого и след простыл, куда-то подевался.

Йерлофу показалось, что он как наяву видит Нильса Канта. Как тот крадется вдоль стены вокруг здания конторы, подобравшись с другой стороны площадки, как пригибается и потом осторожно заглядывает в окно, высматривая своего дядю Августа.

— А вы с нашим другом Эрнстом, случайно, вот про эту фотографию с пристани не говорили?

Хеймерссон помолчал, подумал немного и наконец произнес:

— Ну да, было дело. Он перед ней остановился, а потом спросил у меня про имена.

— Имена? — спросил Йерлоф. — Кого? Рабочих?

— Ну да, и я ему назвал, ну всех, кого вспомнил. Такие вещи с годами, конечно, забываются. Вот, например, я сейчас не могу…

— А мне вы бы не могли их сейчас назвать? — перебил его Йерлоф. Он достал из портфеля блокнот и карандаш.

— А чего ж, могу, — отозвался Хеймерссон. — Так, значит, посмотрим. Слева…

Имен первых трех в ряду Хеймерссон не помнил. И неудивительно, это были моряки, но остальных Йерлоф старательно записал: Пер Бенгтссон, Кнут Линдквист, Андеш Окергрен, Клайес Фриселль, Гуннар Йоханссон, Ян Экендаль, Микаэль Ларссон. Потом Йерлоф посмотрел на список — ни одно из имен ни о чем ему не говорило. Он по-прежнему не понимал, что тут так заинтересовало Эрнста.