Бангкок-8 - Джон Бердетт Страница 84

— Специальный агент Джонс достаточно сообразительна, но у нее нет такой глубины, как у вас. Я стал покупать любые предметы из Ангкора вскоре после того, как началась гражданская война. Будучи американцем, чувствовал себя в ответе. Пентагон нещадно разбомбил и дестабилизировал страну, а затем ЦРУ поддержало красных кхмеров, потому что они выступали против вьетконговцев. Но мы, американцы, жестоко проиграли. И поэтому уничтожили страну. Хотя не до конца. Эти древние королевства не исчезают вовсе — они реинкарнируются. Я хотел спасти кхмерское искусство, особенно из Ангкора, а единственный способ этого добиться — покупать, пока все не устоится. Теперь я за свой счет отсылаю все обратно. Сказать по чести, со времен «Тихого американца» [41]ничего не изменилось — когда мы уничтожим целый мир, это будет сделано из лучших побуждений. А пока я, американец, перерожденный Азией, стараюсь что-то исправить. Вы мне верите?

— Да.

— Вот в этом вся разница. Джонс меня бы не поняла, не поверила бы, что я приличный человек. У американских копов нетерпимость к моральной неопределенности, иначе они бы не были американскими копами. Черт бы их побрал!

Шаг за шагом он вел меня дальше по коридору, набитому золотыми Буддами, миниатюрными алтарями, керамикой и резными деревянными статуэтками из Аютхаи. Тридцать футов стеллажей от пола до потолка с жертвенными сосудами, следующая секция — с керамическими фигурками; все восхитительное, бесценное, завораживающее. А я по-прежнему нес белого тигра.

Когда мы дошли до конца прохода, Уоррен взял у меня статуэтку и поставил на полку.

— Это самое ценное, что у меня есть. Определение «Стоит золотом столько, сколько весит» не что иное, как клише, которое необходимо пересмотреть. Я не продал бы его, даже если бы мне предлагали в десять раз больше. А теперь, детектив, объясните, почему я не сомневался, что тигр в безопасности в ваших руках.

Я скромно пожал плечами, а когда услышал, что на другой стороне подвала открываются двери лифта, встретился с американцем глазами. В хранилище появилась Фатима в сопровождении двух кхмеров. Теперь у обоих были «узи», а Фатима выглядела осунувшейся. Уоррен окинул ее отчаянным взглядом.

— Поскольку вы оказали мне честь и оценили мою прямоту, хочу вам отплатить, — рассеянно проговорил он, поманя Фатиму к себе.

Оба кхмера застыли на месте. Теперь я его заметил. Он достал его, когда я отвлекся. Ручка из сыромятной кожи и убегающие под стеллаж во мрак ярды и ярды кнутовища.

Когда Фатима подошла к нам, он нежно повернул ее к стеллажу и положил ее руки на полку примерно в двух футах над ее головой.

— Пожалуйста, не надо, — попросил я.

Уоррен не обратил на мои слова никакого внимания, расстегнул ее блузку, потянул вверх и, надвинув на плечи, обнажил совершенную спину и полоску бюстгальтера. Затем расстегнул бюстгальтер. Теперь ничто не мешало взгляду скользить по восхитительному позвоночнику Фатимы.

— Пожалуйста, не надо.

Он взял меня за руку и заставил провести ладонью вверх и вниз по ее спине, затем согнуть кисть и накрыть ее грудь.

— Познать любовь — для этого мужчине достаточно коснуться ее восхитительной кожи. Но продолжать любить — совершенно иное умение. Кто из нас не желал любви, которая податлива, как плоть Фатимы, и тверда, как камень? Кто из нас не испытывал на прочность любовь, пока она не давала трещину? Я говорю нечто странное?

Его лицо перекосила мучительная агония. Не требовалось быть ясновидящим, чтобы разглядеть темного демона во всей его красе.

— Хлещите вместо нее меня, — хрипло прошептал я.

— Не разочаровывайте меня, детектив, — злобно покосился на меня американец. — Все не так просто. — Он подал мне кнут.

— Нет.

— Но вы это сделаете намного нежнее, чем я. Обещаю, что и пальцем к ней не притронусь.

— Нет.

— Даже ради спасения жизни?

— Я не дорожу жизнью.

Повисло долгое молчание. Я ждал, что кхмеры вот-вот меня расстреляют.

— Хорошо, вы выиграли, — наконец проговорил Уоррен. Но я понял, что его слова обращены не ко мне, а к Фатиме. Она уже успела поправить бюстгальтер, но, повернувшись, чтобы отобрать у американца кнут, оставила блузку незастегнутой.

— Я же тебе говорила, — сказала она с невероятной злобой. — Он архат. Ты проиграл. Ставь на голову тигра.

Уоррен повиновался. Он весь дрожал, когда ставил бесценную вещь на макушку. Фатима отошла на десять шагов и размахнулась кнутом, зазмеившимся у нее за спиной, и я решил, что у нее маловато опыта обращения с подобными вещами. В секции, где хранились жертвенные сосуды, что-то звякнуло. Я посмотрел на Уоррена — он буквально изжевал себе губу. Просвистел кнут. Когда сыромятный жгут летел над моей головой, я инстинктивно пригнулся. Мне показалось, что Фатима совсем не целилась. Удар угрожал американцу, тот схватил тигра и сгорбился. Кнут вырвал клок ткани из пиджака, джемпера, прорвал рубашку и разодрал кожу, но Уоррен не выпустил тигра.

— Ты жульничаешь! — прошипела Фатима. — Кто разрешил тебе двигаться?

На этот раз кнут обрушился на держащие тигра руки. Уоррен и на этот раз не выпустил статуэтку. Но кожаный жгут обвился вокруг его кистей и вырвал шедевр. Тот разбился на тысячу осколков. Я застыл с открытым ртом, взгляд перескакивал с Уоррена на Фатиму.

— Он жульничал, — прошипела она мне. — Ты видел?

Мы с американцем присели, потому что кнут снова просвистел над нашими головами. Одним ударом Фатима опустошила полку с керамическими фигурками. Уоррен сгорбился, всхлипывая. Он опустился на пол, пытаясь собрать осколки.

Мне не дали времени обдумать это странное событие. Кхмеры подскочили ко мне и увели к лифту, а Фатима и Уоррен остались в хранилище. Я покинул галерею и оказался на берегу реки. Стоял жаркий воскресный день, повсюду слонялись и паслись у торговых прилавков туристы, гудели моторы плывущих вверх и вниз по течению лодок. Джонс, устроившаяся на заднем сиденье стоявшей на открытой парковке машины, при моем появлении с облегчением вздохнула.

Мы бесцельно ездили по улицам, пытаясь понять, что же произошло со мной в галерее Уоррена. Пробившись через сотню пробок, завернули в Паттайю, где пообедали в рыбном ресторане у моря. Кимберли наказала меня за то, что я с ней не переспал, пустившись критиковать тайскую кухню: чили в рыбе (разве можно почувствовать вкус, если весь рот так и горит огнем?). Затем мы вернулись в Бангкок, так и не разгадав загадку, если не считать замечания агента ФБР: ясно одно — Фатима каким-то образом завладела пленкой, о которой рассказывал Ямской. Стал бы Уоррен мириться со всем этим дерьмом, если бы в ее руках не было средства погубить его жизнь?