Ложь без спасения - Шарлотта Линк Страница 88

– О боже! – прошептала она.

– Об этом даже писали в газете. В одной берлинской газете. – Это прозвучало почти гордо. – Но они до сих пор не знают, кто это сделал. Это было так просто! Я назвал свое имя, и она впустила меня к себе домой. Это была та же квартира, в которой она жила с моей матерью. Старуха была рада увидеть сына своей умершей подруги. Она ничего не поняла, ничего. До нее даже тогда ничего не дошло, когда веревка уже была у нее на шее и я затягивал петлю. Я проделывал все это очень медленно. Все это долго длилось. Но не так долго, как мои страдания.

«Он совершенно помешанный, в плену своих безумных представлений».

Придя к этой мысли, Лафонд принялась, ради спасения своей жизни, неустанно повторять слова сочувствия:

– Я вас понимаю. Действительно. Я еще никогда не задумывалась над этой проблемой, а теперь вижу ее другими глазами. Такие женщины, как ваша мать или ее подруга, совершили ужасный грех. В этом вы совершенно правы. Но не все женщины таковы. Я тоже всегда желала иметь семью, так сильно желала, тут вы должны мне поверить… Но порой бывают и мужчины, которые не желают более глубокой связи. Мне встречались только такие. Они попользовались мной и бросили. А теперь я уже потеряла почти всякую надежду…

Похититель молчал, и она попыталась продолжить:

– Конечно же, где-то в глубине души я все еще надеюсь, что… возможно, в один прекрасный день найдется кто-нибудь, кто…

Мужчина наконец взглянул на пленницу. Выражение его лица было ей совершенно непонятным.

– Ты имеешь в виду, принц, что приедет за тобой на белом коне?

– Я… в общем… – нерешительно пробормотала женщина.

От ее мучителя больше не исходило ни малейшей ранимости – он излучал только холод и презрение.

– Что за чушь ты здесь плетешь! – сказал он. – Это в голове не укладывается. Послушай, я тебе сейчас кое-что скажу: я не знаю, что отягощает твою совесть – разрушила ли ты какую-то семью или оттолкнула мужчину, у которого были серьезные намерения… Поэтому ты еще жива. Но ведь ясно, что ты не можешь остаться в живых. В этом мы ведь одного мнения?

Моник начало трясти. Страх вновь охватил ее со всей силой. Все шло к ее смерти, только к этому.

– Мне бы, конечно, хотелось, чтобы ты сдохла здесь, внизу. От голода или от жажды, неважно, – продолжал похититель. – Но если этого не произойдет в ближайшее время, то я помогу. Это было идиотизмом с твоей стороны – вмешаться в мои дела. Но я не допущу, чтобы ты все испортила. Я как раз стою на пороге исполнения своей мечты. Это мой последний шанс – и я воспользуюсь им и не позволю, чтобы какая-то тупая жирная козявка помешала мне в этом!

Он взял корзину и прошел два шага в глубь помещения. И наступил своими босыми ногами на осколки стеклянной крышки, которую Моник до этого уронила.

Между пальцами его левой ноги брызнула кровь. Похититель в недоумении посмотрел на нее, а потом застонал, бросил корзину и опустился на пол. Обхватив ногу руками, он попытался остановить кровь.

– О боже! – Его губы побледнели. – Посмотри, кровь! Так много крови!

Женщина поняла, что на короткое время он вышел из строя. Вид собственной крови ужаснул и парализовал его. Моник встала и выпрямилась.

В первое мгновенье ноги чуть не подогнулись под ней. Казалось, ее мускулы потеряли всю силу от того, что она так долго сидела, или лежала, или ползала на четвереньках. К тому же от голода и страха у нее кружилась голова – стены и пол качнулись перед ее глазами.

Но затем победила ее решимость, и она кинулась вон из подвала. Ей вдогонку неслись крики похитителя:

– В чем дело? Черт побери, в чем дело?!

Лафонд допустила большую ошибку – это она поняла уже спустя несколько секунд. Ей надо было запереть его, а потом искать выход на улицу. Но об этом она не подумала, да у нее и не было времени для размышлений, она хотела только выбраться… И теперь не могла найти выход, не могла найти лестницу, которая должна была вести наверх… Перед ней расстилалось подземное помещение, которое, видимо, было просто огромным. Его освещали отдельные лампочки, свисавшие с потолка – вероятно, их включали с центрального щита.

Моник услышала его за собой – он, очевидно, смог встать и теперь гнался за ней.

– Стой, дрянь ты эдакая! Немедленно остановись!

Из-за своей пораненной ноги похититель не мог как следует идти, но он поймал бы Лафонд, потому что она, как ей теперь стало ясно, бежала в неверную сторону, не к тому концу коридора, где находилась лестница. А туда, куда надо, она попасть не могла, потому что на пути был он, теперь уже совершенно точно решивший немедленно убить ее.

Она увидела перед собой последнюю дверь в конце коридора. Снаружи торчал ключ.

Трясущимися пальцами беглянка вытащила его и открыла дверь…

Ее тюремщик уже почти настиг ее. Он хромал, и она смогла коротко бросить через плечо взгляд на его сморщившееся от боли и искаженное ненавистью лицо. Затем она юркнула за дверь и закрыла ее за собой, после чего изо всех сил потянула на себя. Ее преследователь пытался открыть дверь с другой стороны, но Моник боролась, как львица, и каким-то образом изловчилась вставить ключ в замок. Она едва не проиграла эту борьбу, дверь уже начала приоткрываться – но женщине все-таки удалось вплотную притянуть ее к себе и повернуть в замке ключ.

Мужчина бушевал снаружи, а она тем временем, прислонившись спиной к двери, медленно соскользнула по ней на пол. Беглянка думала, что заплачет, но не смогла даже этого. Она лишь дрожала и задыхалась.

Моник снова оказалась в заточении, но теперь у нее был ключ.

Если он захочет ее убить, ему придется выбить эту дверь.

11

Анри вернулся в «У Надин» в четыре часа пополудни, и прошло не так уж много времени, пока он понял, что его жена всерьез решила покинуть этот дом. Перво-наперво он чуть не споткнулся об упакованный чемодан, который она уже не смогла впихнуть в машину и который теперь стоял сразу же за входной дверью. Вероятно, Надин решила забрать его как-нибудь позже. Затем Анри поднялся на второй этаж, вошел в ее комнату и сделал то, чего он еще никогда раньше не делал: открыл все шкафы и ящики и проверил, что из вещей она упаковала и взяла с собой. Это были не только вещи, необходимые, чтобы провести у матери пару дней, вроде нижнего белья, пары свитеров и брюк и зубной щетки. Нет, Надин забрала почти всю свою одежду, как зимнюю, так и летнюю, забрала свои купальники и хлопчатобумажные платья, лыжный костюм и даже два вечерних наряда. Но, что было еще более поразительным, она опустошила ящики письменного стола, забрала с собой дневники, фотографии, письма и записки. Анри знал от Катрин, где находились все эти бумаги, – она рассказала ему об этом после того, как нашла то роковое письмо. Тогда он с отвращением и стыдом принял к сведению результаты ее шпионской услуги и закопал их в дальнем уголке своей памяти, а теперь молниеносно вспомнил об этом – и понял, что означают полностью опустошенные ящики. Самое худшее. Это значило, что его жена не намерена возвращаться. Разве что для того, чтобы забрать последний чемодан и те несколько вещей, которые лежали или висели в ее шкафах, для которых она, наверное, не нашла места в других чемоданах или сумке.