Из жизни кукол - Эрик Аксл Сунд Страница 9

А сам он снова обрел веру, уже взрослым.

Свен-Улоф снял халат, встал под душ и включил воду.

Они тогда провели в машине полчаса, и сейчас он ясно видел перед собой лицо девушки. Щербинку между передними зубами и родинку над верхней губой. Ближневосточная Мадонна. Свен-Улоф включил воду посильнее, чтобы жена его не услышала.

Его мысли постыдны, как постыдны его деяния.

Как больно быть мужчиной.

Написав неправду о своем возрасте, Нова составила прайс-лист и каждую строку отметила красным сердечком. От тысячи четырехсот крон за полчаса до десяти тысяч за всю ночь. Только наличные, только предоплата.

Осталось нажать “копировать” и “вставить”.

Нова написала, что она очень тактична.

Что она открыта для любых предложений.

Что время, проведенное с ней, незабываемо.

Pls call Nova

Poster’s age: 18

Location: Stockholm [4]

Мерси сидела в кафе, спиной к стене, чтобы никто не мог заглянуть ей в телефон. “Hello gentlemen! — написала она. — My name is Mercy, a horny black girl ready to bring you up to an ecstasy of pleasure” [5].

За спиной у нее висела грифельная доска.

Написанные белым мелом буквы извещали, что сегодня пирог стоит восемьдесят крон. Начинка — цуккини, батат, сыр фета и жареные орехи.

Суп сегодня на десятку дешевле пирога, густой томатный суп с чечевицей. Подается с айоли и петрушкой.

I’m waiting for your call.

Please no hidden numbers.

Mercy Hot Chocolate — 18

Poster’s age: 18

Location: Stockholm [6]

Девять квадратных метров занимал неприметный кабинет: бежевый линолеум, стеллажи из “ИКЕА” и письменный стол, унаследованный от молодежного клуба, который располагался здесь раньше. Здание, дававшее приют детскому саду, средней школе и молодежному клубу, выкупила частная клиника, и оно эволюционировало в лечебницу-интернат для девушек, подвергшихся сексуальной эксплуатации. На застекленной двери помещалась пластиковая табличка: “Луве Мартинсон, заведующий”. Табличка была напечатана на принтере для этикеток.

Луве Мартинсон откинулся на спинку стула и посмотрел в единственное окно. Вид ему загораживал частокол сосновых стволов; где-то за соснами пряталась целлюлозно-бумажная фабрика, кровеносный сосуд городка. О Скутшере Мартинсон впервые услышал пару месяцев назад, когда решил работать здесь. Лечебница и в смысле терапии, и в смысле экономики была в плачевном состоянии; прежний заведующий запустил всё. Даже уборка оставляла желать лучшего.

Но условия Луве понравились. Двое психотерапевтов на полную занятость и младший медицинский персонал — несколько почасовиков.

Луве умел хорошо работать в непростых обстоятельствах.

Расстояние его тоже не испугало. Ему нравилось водить машину, к тому же за рулем хорошо думалось. Меньше часа медитативной поездки по шоссе из Упсалы до съезда у “Врат Дракона”. А потом еще четверть часа по старой Е-4, через лес.

Утром привести мысли в порядок, вечером развеяться.

При первом визите сюда Скутшер напомнил ему безымянную дыру на американском Среднем Западе — заправки, автомастерские, закрытые рестораны, вдоль дороги вытянулись коробки домов. Через несколько недель картина обросла подробностями, но первое впечатление чего-то скудного и бесплодного осталось. Унылый кабинет в унылом здании, стоящем среди других унылых зданий на равнине в богом забытом углу Швеции. Если надо сосредоточиться на чем-то существенном, на самой работе, то лучших условий не найти.

Обитательницы интерната — семь девушек от четырнадцати до семнадцати лет — прозвали его “Ведьмин котел”. Прозвище настолько прижилось, что местные теперь тоже его так называли.

За несколько недель до того, как Луве приступил к исполнению служебных обязанностей, одна из девушек, Фрейя Линдхольм, сбежала посреди ночи и не вернулась. Никто не знал, где она обретается, но ее статусы в соцсетях указывали, что она вернулась к прежнему образу жизни на улице. Исчезновение Фрейи в большой степени спровоцировало тревожное настроение, воцарившееся в приюте.

За окном, взявшись под руки, топтались несколько девочек. Они ежились в куртках, которые были им великоваты, и курили одну сигарету за другой.

Луве не знал, о чем они разговаривают, но надеялся, что о чем-нибудь повседневном.

Иногда он испытывал сомнения.

Девочки, как и он сам, слишком многое пережили, чтобы болтать о пустяках.

Луве включил компьютер и прошелся по своим записям.

Бо́льшая их часть касалась Новы и Мерси.

Они как раненые зверьки, подумал он. Постоянная готовность защищаться, постоянная готовность огрызнуться.

Девочки знали друг друга не больше года, но между ними уже возникла прочная связь. Среди подростков обычное дело, но Луве казалось, что в этой связи есть что-то нездоровое. Нова и Мерси как бы нарушали будничный распорядок, если здесь вообще таковой имелся, и остальные девочки их побаивались.

Луве взглянул на часы, взял блокнот и направился в кабинет, где проходили сессии. Слышно было, что кое-кто уже там — за две минуты до назначенного времени. Громкие голоса, смех — Луве знал, что они стихнут, как только он переступит порог. Отличная иллюстрация затруднений, возникших в ходе терапии. Трудно перешагнуть порог, вызвать в девочках доверие, а причина до досадного проста.

Он мужчина.

Луве вошел в комнату. Восемь стульев, как всегда, стояли в круг: у девочек должна быть возможность смотреть друг другу в глаза. Через пару минут свободных стульев не осталось. Семь самоназначенных ведьм, и он в центре ведьмовского круга.

Луве начал с того, что в открытую спросил:

— Если бы вам понадобилось в нескольких словах, а лучше — одной фразой, описать меня как человека, что бы вы сказали?