Исповедник - Дэниел Сильва Страница 9

– Наверное, часть вины лежит на мне. Не стоило втягивать тебя в то дело; ты был еще не готов.

Как всегда в подобных случаях, старик поинтересовался, навещал ли Габриель Лию. Габриель сказал, что ездил в психиатрическую клинику на юге Англии перед тем, как принял приглашение в Венецию. Он покатал Лию по саду, а потом они даже устроили что-то вроде пикника под голыми ветвями клена. Но рассказывая Шамрону об этом, Габриель словно повторял заученный урок – перед глазами стояло другое: узкая и тихая венская улочка неподалеку от Юденплац, взрыв заложенной в автомобиль бомбы, гибель сына и ад, изувечивший тело жены и отнявший у нее память.

– Прошло двенадцать лет, а она до сих пор не узнает меня. – Габриель помолчал. – Но ты ведь приехал сюда не для того, чтобы обсуждать мою личную жизнь.

– Не для того, – согласился Шамрон. – Однако твою личную жизнь тоже следует принимать в расчет. Видишь ли, если у вас с Анной Рольфе все в порядке, я не могу обратиться к тебе с просьбой поработать на меня. По крайней мере, без угрызений совести.

– Когда это совесть мешала тебе получить то, что ты хотел?

– Вот теперь я вижу того Габриеля, которого знаю и люблю, – усмехнулся старик. – Что тебе известно об убийстве Бенджамина?

– Только то, о чем написали в «Геральд трибюн». Мюнхенская полиция считает, что его убили неонацисты.

Шамрон презрительно фыркнул. Было ясно, что выводы мюнхенской полиции не вызывают у него ни малейшего доверия, даже с учетом того, что они носят предварительный характер.

– Допускаю, что такое могло случиться. Работы Бенджамина, посвященные европейскому холокосту, навлекли на него недовольство многих в Германии, а тот факт, что он был гражданином Израиля, превращал его в очевидную мишень. Но я совсем не уверен, что убийство совершил какой-нибудь «бритоголовый». Понимаешь, каждая смерть еврея на немецкой земле вызывает у меня тревогу и беспокойство. Я хочу знать больше того, что официально предлагает в качестве объяснения мюнхенская полиция.

– Почему ты не хочешь отправить в Мюнхен одного из своих?

– Потому что если вопросы начнет задавать наш оперативный работник, люди сразу заподозрят неладное. Кроме того, как тебе прекрасно известно, я всегда предпочитаю черный ход парадной двери.

– Что ты задумал?

– Через два дня мюнхенский детектив, ведущий это дело, должен встретиться со сводным братом Бенджамина, Эхудом Ландау. Полицейский познакомит его с ходом расследования, а потом разрешит родственнику составить опись вещей погибшего и договориться об их отправке в Израиль.

– Если мне не изменяет память, у Бенджамина не было никакого сводного брата.

– Теперь есть.

Шамрон достал из кармана израильский паспорт, положил его на стол и подтолкнул к собеседнику. Открыв документ, Габриель обнаружил собственную фотографию. Имя владельца – Эхуд Ландау.

– Глаз у тебя наметанный, – продолжал старик. – Осмотри квартиру – нет ли чего странного, постороннего? Если обнаружишь что-то, что может связать Бенджамина с Конторой, произведи изъятие.

Габриель закрыл паспорт, но оставил его лежать на столе.

– Я сейчас очень занят. Работа трудная и ответственная. У меня просто нет времени на поездку в Мюнхен.

– Это не займет много времени – день, может, два.

– Прошлый раз ты тоже так говорил.

Вечно бурлящий вулкан темперамента прорвался всплеском раздражительности. Шамрон стукнул кулаком по столу и, подавшись к Габриелю, закричал на иврите:

– Ты хочешь закончить свою дурацкую картину или помочь мне выяснить, кто убил твоего друга?

– Для тебя всегда все так просто, да?

– Если бы так. Ну, ты собираешься помогать или посоветуешь мне доверить столь деликатную миссию одному из ослов Льва?

Габриель сделал вид, что раздумывает над предложением, хотя для себя уже все решил. Он мастерски смахнул паспорт со стола и, продолжая движение, опустил его в карман пальто. Ловкости его рук мог бы позавидовать и иной фокусник. Только что документ лежал на столе, и в следующий момент его уже не стало. Шамрон вынул и передал Габриелю средних размеров плотный конверт, в котором обнаружились билет на самолет и дорогой швейцарский бумажник с выданными в Израиле водительскими правами, членским билетом эксклюзивного оздоровительного клуба в Тель-Авиве, карточкой из местной видеотеки и внушительной суммой денег в евро и шекелях.

– Чем я зарабатываю на жизнь?

– У тебя художественная галерея. Визитные карточки в кармашке.

Габриель вытащил одну.

ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ГАЛЕРЕЯ ЛАНДАУ

УЛ. ШЕЙНКИН, ТЕЛЬ-АВИВ

– Она существует на самом деле?

– Теперь – да.

В последнем отделении бумажника находились золотые наручные часы на черном кожаном ремешке. На задней крышке часов была выгравирована надпись: Эхуду от Ханны, с любовью.

– Тонкий штрих, – сказал Габриель.

– Успех всегда в деталях.

Часы, билет на самолет и бумажник присоединились к паспорту в кармане Габриеля. Мужчины поднялись. Когда они выходили из булочной, к Шамрону подошла девушка в наброшенной на плечи накидке, и Габриель понял, что она телохранитель старика.

– Куда ты теперь?

– Возвращаюсь в Тивериаду, – ответил Шамрон. – Если найдешь что-то интересное, сообщи на бульвар Царя Саула по обычным каналам.

– Кому?

– Мне. Но не думай, что наш малыш Лев не полюбопытствует, поэтому соблюдай осторожность.

Вдали зазвучал церковный колокол. Шамрон остановился посреди площади и огляделся.

– Наше первое гетто. Боже, как я ненавижу это место!

– Жаль, тебя не было здесь в шестнадцатом веке, – пошутил Габриель. – Совет десяти никогда бы не посмел выселить евреев на этот остров.

– Ты ошибаешься, – твердо возразил Шамрон, – я был здесь. И я все помню.

Два дня спустя детектив Аксель Вайс из мюнхенской криминальной полиции, переодевшись в гражданский костюм и светло-коричневый плащ, стоял у дома номер 68 по Адальбертштрассе. Встретив Габриеля, он осторожно, словно пробуя, пожал ему руку. Высокий, с узким смуглым лицом, длинным носом и коротко подстриженными волосами, Вайс походил на добермана-пинчера. Отпустив руку Габриеля, он отечески похлопал его по плечу.

– Приятно познакомиться, герр Ландау. Жаль, что это происходит при таких обстоятельствах. Прежде чем мы поднимемся в квартиру, давайте зайдем куда-нибудь и поговорим.

Они пошли по смоченному дождем тротуару. День клонился к вечеру, и на улицах Швабинга понемногу зажигались огни. Габриелю никогда не нравились немецкие города ночью. Детектив остановился перед кафе и заглянул в запотевшее окно. Деревянные полы, круглые столы, склонившиеся над книгами студенты и интеллектуалы.