Я возьму твою дочь - Сабина Тислер Страница 9

– Мы должны поговорить, Йон, – сказала она в машине. – Я раздумывала два дня и две ночи, сидела и думала, но в одиночку я не справлюсь. Я просто не знаю, чего хочу и чего не хочу. Я не знаю, что правильно, что нет. Я вообще больше ничего не знаю! То я думаю, что нашла выход, но через полчаса понимаю, что это не так. А еще через полчаса мое мнение снова меняется. Ты меня знаешь. Я не могу принять решение в простых житейских делах, а в таком жизненно важном вопросе и вовсе беспомощна. Помоги мне, Йон, пожалуйста! Иначе я сойду с ума.

Йонатан вел машину медленнее, чем обычно.

– В принципе, существует только две возможности, – осторожно сказал он, – ты или родишь ребенка, или избавишься от него. Третьего не дано. Компромисс невозможен.

– Великолепно, – насмешливо сказала она. – Ты не поверишь, но до этого я тоже дошла своим умом.

Йонатан боялся рассердить ее еще больше, поэтому ничего не говорил, пока они не вернулись домой. Он приготовил ей теплую ванну для ног. Она сидела с закрытыми глазами и наслаждалась.

– Поговори со мной, – чуть слышно попросила она, – скажи мне все, что приходит в голову. Даже если ты будешь повторяться. Все равно. Моя голова пуста, у меня такое чувство, что я больше вообще не смогу думать.

Йонатан не мог припомнить, чтобы он когда-либо оказывался в столь сложной ситуации.

– Яна, – начал он тихо, – ты знаешь, что я безнадежный фаталист. И точно так же я рассматриваю то, что сейчас происходит с нами. Мы не хотели ребенка… – Он запнулся, потому что счел данную формулировку чрезвычайно неудачной, но Яну, похоже, она не задела. – Я имею в виду, что мы не собирались рожать ребенка, потому что хотели еще обождать.

– Об этом мы никогда не говорили.

– Потому что это было само собой разумеющимся. Даже без того, чтобы мы об этом прямо говорили. Потому что и твоя, и моя карьера только-только начали развиваться.

Яна вздохнула.

– Но так получилось. И поэтому я думаю, что так оно и должно быть. Мы должны родить этого ребенка, у нас должен быть этот ребенок, мы должны жить с ним! Я не имею понятия, почему, но, возможно, мы получим ответ на этот вопрос лет через пять или десять, а может, только через двадцать-тридцать! Тогда мы будем знать, почему это было хорошо и правильно, чтобы этот ребенок появился сейчас. Может, он должен изменить нас или направить нашу жизнь в совершенно другую сторону.

– Я не хочу, чтобы мою жизнь направляли в другую сторону, Ион. Я хочу танцевать! Те несколько лет, которые у меня еще есть. Детей рожать я смогу и в тридцать пять.

– Это никогда не бывает вовремя, Яна. Это всегда не вовремя.

– Только не для тебя. На тебе это вообще не скажется. А вот я… Я выпадаю из жизни. Я все эти годы работала как проклятая. Я танцевала и репетировала до потери сознания, а потом блевала за сценой, потому что у меня больше не было сил. И ни разу – ни одной плитки шоколада, никаких жареных гусей на Рождество, ни единой жареной сосиски на рынке или tagliatelle [21] в итальянском ресторане. Всегда нужно говорить себе «нет», отказываться от всего и танцевать. В девять часов утра репетиция, и не дай Бог, если накануне ты выпила бокал вина!

– Я знаю, Яна, я знаю…

– И вот наконец я смогла. Я этого добилась. В Берлине! И я, прима-балерина Немецкой оперы, оказалась слишком глупой для того, чтобы предохраняться! Какое дерьмо! Я такая дура, что все сама себе испортила. И это сейчас, когда я достигла всего, о чем даже не осмеливалась мечтать!

У Яны на глазах выступили слезы, но она не разрыдалась, а только вытерла нос, продолжая всхлипывать.

– Все, что ты говоришь, правильно, – прошептал Йонатан. – Я понимаю твою ситуацию так хорошо, как, наверное, никто на свете, и, поверь, я могу себе представить, что ты чувствуешь. Но все-таки…

– Что все-таки!

– Все-таки я прошу тебя, Яна, родить этого ребенка! Он ведь уже здесь. Мы не можем делать вид, что его нет. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Я сам буду заботиться о нем, чтобы ты как можно скорее снова начала танцевать. Собственно, это должно быть вполне нормальным, что даже прима-балерина может быть беременной! Я буду делать все, чтобы поддержать тебя, это я обещаю! Пожалуйста, Яна!

Йонатан подошел, опустился на пол и положил голову ей на колени. Яна нежно погладила его по волосам. Потом оттолкнула его, вытерла ноги полотенцем и направилась к дверям.

– Я устала, – сказала она.

Гранд жете. Когда она прыгнула, то сразу же почувствовала, что сил у нее меньше, чем обычно, и что она, конечно, не взлетит так высоко, как всегда. Яна ощутила что-то непонятное и одновременно привлекательное в том, сколько мыслей одновременно пронеслось у нее в голове за долю секунды. В воздухе она рванула ноги на шпагат, хотя понимала, что ей не хватит времени, чтобы приземлиться привычным образом, так, как она уже репетировала сотни, а может, и тысячи раз, и ей это прекрасно удавалось.

Яне понадобилась лишь тысячная доля секунды, чтобы с отчаянием понять, что уже ничего нельзя изменить. А потом она упала и почувствовала острую боль в животе и спине. Она лежала на холодном паркете балетного зала и едва могла дышать. Она слышала голоса, но не понимала, что ей говорят, видела лица, но никого не узнавала.

Единственная мысль перекрывала все, делая ее глухой и слепой к тому, что творилось вокруг: «Мой ребенок, мой бедный ребенок, я этого не хотела!»

В это утро репетиция для Яны закончилась. Она приняла теплый душ, натерлась кремом, чтобы смягчить боль, пошла в столовую и выпила три чашки черного кофе. И снова мысль: «Наверное, следовало заказать чай, это было бы лучше для тебя».

По дороге домой она поняла, что ребенок уже с ней и она уже защищает его.

На следующей неделе Яна и Йонатан почти не виделись. Йонатану нужно было снять два спектакля в Немецком театре, а Яна репетировала роль Джульетты. Премьера балета должна была состояться через три недели.

В субботу в репертуаре снова была «Жизель». Яна спала до одиннадцати часов. Йонатан отправился в галерею, прикрепив к зеркалу в ванной комнате записку:

«Любимое мое сокровище, я купил свежий салат и немного лосося. Пожалуйста, приготовь себе поесть. Я заберу тебя после спектакля. Скучаю по тебе.

Яна улыбнулась, сняла записку с зеркала, смяла и выбросила в корзину для бумаг. Потом приняла душ, а после натерлась лосьоном для тела с ароматом ванили. Этот запах всегда поднимал ей настроение.

Если бы в доме была камера видеонаблюдения, если бы кто-нибудь снимал, что Яна делала в этот день, можно было бы решить, что фильм снимают в замедленном темпе, так ужасно медленно, словно привидение, она двигалась. Все равно – брала ли она чашку из шкафа, резала ли рыбу тонкими ломтиками, переворачивала ли страницу книги или беззвучно ходила на цыпочках по комнате.