Дочь болотного царя - Карен Дионне Страница 9

– Папочка, ты злишься на маму? – жалобно спрашивает Айрис.

Я беру второй чемодан и иду в нашу спальню. Собираю все, что может понадобиться Стивену, чтобы он мог оставаться у своих родителей так долго, как посчитает нужным. Несу чемодан в гостиную и ставлю у входной двери. Хочу сказать, что мне жаль. Что я понимаю, как он себя сейчас чувствует. Что это не моя вина. Что я хотела, чтобы все было иначе. И мне больно видеть, как он закрывается и отдаляется от меня. Но когда он возвращается с чемоданом девочек, подхватывает второй и проносит их мимо меня к машине так, словно мы чужие люди, я не решаюсь ничего сказать.

Мы застегиваем пуговки на кофточках девочек прямо поверх пижам. Стивен надевает переноску с Мэри на плечо. Я иду за ними, держа Айрис за руку.

– Будь умницей, – говорю я, сажаю ее в детское кресло и пристегиваю ремень. – Слушай папу. Делай все, что он говорит.

Айрис моргает и трет глазки, как будто изо всех сил старается не заплакать. Я глажу ее по голове и пристраиваю рядом с ней ее любимую плюшевую игрушку, а затем обхожу машину и наклоняюсь к водительскому окну. Стивен вскидывает брови, опускает стекло.

– Ты не берешь с собой Рэмбо?

– Я не еду, – отвечаю я.

– Хелена, перестань.

Я знаю, о чем он думает. Мы оба знаем, что я и в лучшие времена побаивалась его родителей, а сейчас речь шла о том, чтобы заявиться к ним среди ночи с девочками, потому что мой отец сбежал из тюрьмы. И дело даже не в том, что мне нужно прикладывать усилия и притворяться, будто меня интересует то же, что и их, хотя у нас нет ничего общего. Их дом – целая полоса препятствий из правил и манер, в которых я должна хорошо ориентироваться. Я прошла долгий путь от той неприспособленной к обществу двенадцатилетней девочки, но всякий раз, когда я оказываюсь в компании родителей Стивена, я чувствую себя такой же, как в самом его начале.

– Дело не в этом. Мне нужно остаться здесь. Полиции может понадобиться моя помощь.

Это почти не ложь. Но Стивен никогда не поймет, почему я хочу остаться. Правда заключается в том, что где-то в промежутке между первым вопросом полицейских и тем моментом, когда за ними закрылась дверь, я поняла, что если кто-то и может поймать отца и вернуть в тюрьму, то это я. Никто не сравнится с ним в ориентировании на открытой местности, но я могу попробовать. Я жила с ним двенадцать лет. Он тренировал меня и научил всему, что было ему известно. Я знаю, как он думает. Знаю, что он сделает. Куда пойдет.

Если бы Стивен догадывался, что я затеяла, он наверняка напомнил бы мне, что отец вооружен и опасен. Он убил двух тюремных охранников, и полицейские убеждены, что он будет убивать опять. Но если в мире и есть человек, который может не бояться моего отца, то это я.

Глаза Стивена сужаются. Не уверена, подозревает ли он, что я не совсем честна с ним. И вряд ли что-то изменилось бы, если бы он знал правду. В итоге он пожимает плечами и устало произносит:

– Позвони мне.

А затем стекло поднимается. Свет фар растекается по двору, когда Стивен сдает назад, съезжая с парковки и разворачиваясь. Айрис оглядывается и смотрит в заднее стекло. Я поднимаю руку. Она машет мне в ответ. Стивен – нет.

Я стою во дворе, пока свет фар его «чероки» не исчезает вдалеке, а затем возвращаюсь на веранду и опускаюсь на ступени. Ночь кажется холодной и пустой, и внезапно я понимаю, что за все шесть лет, с тех пор как вышла замуж, ни разу не ночевала в этом доме одна. У меня в горле образовывается комок. Я сглатываю. У меня нет права жалеть себя: я сама во всем виновата. Я только что потеряла семью. По своей же вине.

Мне все это знакомо. Я уже ступила на эту дорогу однажды, после того как мама погрузилась в такую глубокую депрессию, что не выходила из своей комнаты целыми днями, а иногда и неделями, – в то время, когда дедушка и бабушка подали на нее в суд, чтобы отобрать право опеки надо мной.

Если Стивен не вернется, если он решит, что мой грех слишком велик, чтобы его простить, и подаст на развод, я больше никогда не увижу своих девочек. Если сравнить мое странное детство, все мои особенности и причуды, и его абсолютно нормальное воспитание в традиционной семье среднего класса, то я никогда не выиграю. Против меня столько страйков, что нет смысла и браться за биту. На земле нет судьи, который решил бы дело в мою пользу. Даже я не передала бы себе опеку над детьми в этой ситуации.

Рэмбо плюхается рядом и кладет голову мне на колени. Я обнимаю его и зарываюсь лицом в его шерсть. Думаю о том, сколько у меня было шансов за все эти годы, чтобы окончательно прояснить для себя, кто я такая. Оглядываясь назад, я понимаю: я убедила себя в том, что если не буду произносить имя отца вслух, то смогу притвориться, будто его вообще не существует. Но все же он есть. И в глубине души я всегда знала, что настанет день расплаты.

Рэмбо скулит и высвобождается из моих объятий. Я отпускаю его в ночной двор, поднимаюсь на ноги и возвращаюсь в дом, чтобы приготовиться. Есть только один способ все исправить. Один способ вернуть семью. Я должна сама поймать своего отца. Только так я смогу доказать Стивену, что для меня нет и не может быть ничего важнее, чем семья.

Прошло немало времени после того, как болотный царь утопил принцессу в трясине. Но вот аист увидел, как со дна болота кверху тянется длинный зеленый стебель. Едва коснувшись поверхности, он раскрылся и становился все шире, пока из него не показался бутон. Однажды утром, пролетая над болотом, аист заметил, что под теплыми солнечными лучами этот бутон распустился. В чашечке новорожденного цветка он увидел очаровательного ребенка – маленькую девочку, которую словно только недавно вынули из ванночки.

«У жены викинга нет детей, но как же она мечтает о них! – подумал аист. – Люди говорят, что аисты приносят детей. Вот я и выполню свой долг!»

И тогда аист выхватил малышку из цветка и полетел к замку. Проткнул клювом отверстие в оконном пузыре и положил ребенка на грудь жены викинга.

В детстве я и представить себе не могла, что с моей семьей что-то не так. Обычно дети такого не замечают. Какой бы ни была их ситуация, она кажется им нормальной. Дочери жестоких отцов выбирают жестоких мужей, когда вырастают, потому что привыкли к такому поведению. Потому что им это знакомо и кажется естественным. Даже если им самим не нравятся условия, в которых они выросли.

Но я любила свою жизнь на болоте и почувствовала себя совершенно опустошенной, когда все вдруг развалилось. Конечно же, развалилось по моей вине, но я до последнего не понимала, какую роль сыграла в этом. На самом деле, если бы тогда я знала то, что знаю сейчас, все сложилось бы совсем иначе. Я бы не обожала так своего отца. Я бы куда лучше понимала мать. Хотя подозреваю, что все равно точно так же любила бы охоту и рыбалку.

Газеты прозвали отца Болотным Царем в честь тролля из сказки. Как и любой, кто хоть немного знаком с этой сказкой, я понимаю, почему ему дали такое имя. Но мой отец не был чудовищем. Я просто хочу прояснить это. Понимаю: многое из того, что он говорил или делал, было неправильным. Но, в конце концов, он старался изо всех сил, как любой другой родитель. И он определенно не издевался надо мной, во всяком случае, не в сексуальном плане, хотя многие думают иначе.