Бог астероида - Кларк Эштон Смит

* * *

Страницы из записной книжки, о которых пойдёт речь далее, были обнаружены у подножия старого дуба, возле шоссе Линкольна, между городками Боуман и Оберн. Эти листки были бы немедленно выброшены, как записки сумасшедшего, если бы за восемь дней до этого не случилось странного исчезновения Джеймса Бакингэма и Эдгара Хэлпина. Эксперты заявили, что почерк на страницах, без сомнений, принадлежал Бакингэму. Также недалеко от записной книжки были найдены носовой платок с его инициалами и серебряный доллар.

Наверное, не все поверят в то, что моя десятилетняя ненависть к Эдгару Хэлпину была той движущей силой, что привела к усовершенствованию самого уникального из моих изобретений. Лишь те, кто испытал злобное лихорадочное чувство ненависти и отвращения к другому человеку, поймут терпение, с которым я стремился разработать свой личный план мести, который был бы одновременно и безопасным, и адекватным. Зло, которое причинил мне Хэлпин, он должен рано или поздно искупить, и меня не удовлетворит ничто меньшее, чем его смерть. Тем не менее, я не хотел оказаться на виселице даже за преступление, которое с моей точки зрения было бы всего лишь простым актом правосудия. Как адвокат, я знал насколько трудно, практически невозможно совершить убийство, не оставив никаких улик. Поэтому я долго и бесплодно ломал голову над тем, как должен умереть Хэлпин, прежде чем ко мне пришло вдохновение.

У меня было достаточно причин ненавидеть Эдгара Хэлпина. В школьные годы мы были закадычными друзьями, а затем – партнёрами в первые годы нашей профессиональной юридической практики. Но когда Хэлпин взял в жёны девушку, которую я искренне любил, я разорвал с ним все дружеские отношения, их заменил ледяной барьер неумолимой вражды. Даже смерть Элис спустя пять лет после их свадьбы не имела никакого значения, ибо я не мог простить ему счастья, которого был лишён – счастья, которое они разделяли в те годы, украв его у меня. Я чувствовал, что она бы заботилась обо мне, если бы не Хэлпин – ведь мы были уже почти помолвлены, когда он стал моим соперником.

Однако не следует думать, что я был до такой степени неблагоразумным и мог в любой момент предать свои чувства. Хэлпин каждый день помогал мне в юридической конторе в Оберне, где мы оба работали, и я оставался самым желанным и частым гостем в его доме. Я сомневаюсь, что он когда-либо подозревал, как сильно я беспокоился об Элис: у меня скрытный характер, я не выказываю своих эмоций и кроме того, очень самолюбив. Никто, кроме самой Элис, никогда не догадывался о моих страданиях, и даже она ничего не знала о моей обиде. Сам Хэлпин доверял мне, и, взращивая идею будущей мести, я позаботился, чтобы он продолжал доверять мне. Я вёл себя так, чтобы он всегда нуждался во мне, помогая ему даже тогда, когда моё сердце представляло собой котёл кипящего яда. Я выражал ему слова братской любви и хлопал его по спине, в то время, когда предпочёл бы вонзить в неё кинжал. Я познал все мучения и всю тошноту лицемерия. Изо дня в день, из года в год я строил различные планы страшной мести.

Помимо обучения юридическому делу и выполнения прочих обязанностей в течение этих десяти лет я узнал обо всём, что связано с убийствами. Преступления на почве страсти вызывали у меня роковой интерес, и я без устали читал записи, посвящённые именно таким делам. Я изучал оружие и яды; читая об этом, я представлял себе смерть Хэлпина во всех возможных формах, какие только можно себе представить. Я воображал, как совершаю убийство в любой час дня или ночи, в самых разных местах. Единственным недостатком этих мечтаний была моя неспособность придумать такое место преступления, где можно было бы совершенно безопасно исполнить свой замысел, не опасаясь, что его когда-либо обнаружат.

Благодаря моей склонности к научным рассуждениям и экспериментам, я наконец отыскал подсказку, которая могла помочь мне в моих изысканиях. Я давно знаком с теорией о том, что другие миры или измерения могут сосуществовать в одном и том же пространстве с нашим, благодаря иной молекулярной структуре и частоте вибраций, что делает их неосязаемыми для нас. Однажды, когда я сидел погружённый в свои кровавые фантазии, в тысячный раз представляя себе, как сжимаю голыми руками горло Хэлпина, мне пришла в голову мысль: если бы я мог проникнуть в какое-то невидимое измерение, то оно наверняка оказалось бы идеальным местом для совершения убийства. Не будет никаких косвенных доказательств, не будет и самого покойника – иными словами мы получим полное отсутствие того, что именуется составом преступления. Конечно, пока ещё никто не придумал, как перейти в другое измерение. Но я чувствовал, что эта проблема не из тех, которые могут долго оставаться неразрешимыми. Я немедленно поставил перед собой задачу исследовать все трудности, которые мне предстояло преодолеть и принялся перебирать в уме пути и средства для возможности выполнения такого перехода.

Есть причины, по которым я не хочу излагать в этом повествовании подробные сведения о различных экспериментах, которые я проводил в течение последующих трёх лет. Теория, лежащая в основе моих тестов и исследований, была крайне простой, но она базировалась на очень сложных процессах. Кратко говоря, я отталкивался от идеи, что частота вибрации, соответствующая объектам четвёртого измерения, могла быть искусственно установлена с помощью какого-нибудь устройства, и что вещи или лица, подверженные влиянию этих вибраций, могут быть таким образом перенесены в другую реальность.

Долгое время все мои эксперименты были обречены на провал, потому что я пробирался наощупь среди таинственных сил и непостижимых законов, причинно-следственные связи которых были мне едва понятны. Я даже не буду намекать на основной принцип работы устройства, благодаря которому я смог исполнить задуманное, ибо я не хочу, чтобы другие люди последовали за мной в иной мир и оказались в таком же мрачном и затруднительном положении. Скажу, тем не менее, что желаемые вибрации материи достигались концентрацией ультрафиолетовых лучей в рефракционном аппарате, изготовленном из неких весьма чувствительных материалов, которых я не буду называть.

Полученная энергия хранилась в особой батарее и могла излучаться из вибрирующего диска, подвешенного над обычным офисным креслом. Всё, что находилось под диском, подвергалось воздействию этих открытых мною лучей. Мощность излучения могла тщательно регулироваться с помощью изолированного пульта управления. Пользуясь этим аппаратом, я, наконец, преуспел в перемещении различных предметов в четвёртое измерение. Обеденная тарелка, бюст Данте, Библия, французский роман и домашний кот – все они стали невидимы и неощутимы за те несколько мгновений, пока на них была направлена ультрафиолетовая энергия. Я знал, что отныне они функционируют как атомические объекты в мире, где все вещи имеют ту же частоту, которая была искусственно индуцирована при помощи моего аппарата.

Конечно, перед тем, как самому осмелиться войти в невидимую область, нужно было придумать способ возвращения. Я сконструировал вторую батарею и ещё один вибрационный диск, с помощью которых, используя соответствующие инфракрасные лучи, можно было настроиться на вибрации нашего родного мира. Направляя луч на то же место, где исчезли обеденная тарелка и другие вещи, мне удалось вернуть их все. Ни одна вещь не изменилась; и хотя прошло несколько месяцев, кот никоим образом не пострадал от своего тюремного заключения в четвёртом измерении. Инфракрасное устройство было портативным, и я намеревался взять его с собой, когда отправлюсь в новую реальность в компании с Эдгаром Хэлпином. Я, но не Хэлпин, вернусь назад, чтобы продолжать жить в нашем привычном мире.