Что скрывает прилив - Мелинда Солсбери Страница 10

Помню, как в один год отец снял меня со своих плеч и купил горячий виски для себя и мамы и рожок с леденцами со вкусом еловой шишки для меня, чтобы я не скучала, пока они пьют. Помню, что мама оттолкнула свою чашку и рассмеялась.

– Мне же нельзя сейчас пить, так ведь? – проговорила она, а отец уставился на нее, сбитый с толку, а потом хлопнул себя по лбу.

– Я забыл, – с улыбкой повинился он.

– Везет тебе, – ответила мама, и оба засмеялись.

Тогда я не поняла, что смешного. Когда они обнялись, я почувствовала себя одинокой и брошенной…

В памяти всплывает еще одно воспоминание с того же праздника: щуплый мальчишка с падающими на глаза светло-каштановыми волосами сидит в одиночестве у колодца, а к его ноге привязана здоровая металлическая пластина. Он зло смотрит по сторонам, словно силой мысли может отпугнуть людей. Но не меня.

Я отхожу от обнимающихся родителей и подсаживаюсь к нему, предлагая конфету. Помню звук, с которым он вгрызался в леденец, скрип зубов по твердому сахару. Мальчишка попросил еще, и я поделилась. Он съел весь рожок, пока я рассасывала одну конфету. Рен.

Это был последний Самайд, на котором я присутствовала. Как раз после него…

– Альва?

Я замечаю прямо перед собой Гэвина Стюарта, сына Джайлза, робко размахивающего рукой у меня перед глазами. Позади него стоят его друзья, которые раньше были и моими друзьями, и наблюдают. На их лицах отражаются удивление, растерянность и, возможно, немного презрения. Все вместе. В ответ я выпрямляю спину.

– Привет, – говорит Гэвин, в его карих глазах светится удовольствие. – Рад тебя видеть. Давненько мы не встречались. Как ты?

– Все нормально. – Я кивком указываю на костер. – Как продвигаются дела?

– Хорошо. Будет отличный праздник. Думаю, лучший из всех. Ты… планируешь прийти в этом году?

Не многие задали бы мне этот вопрос без нотки фальши в голосе, но интерес Гэвина искренний. Он копия своего отца: такие же рыжие волосы с золотым отливом, румянец на лице, то же крепкое телосложение, но характер у Гэвина просто замечательный. Хотя, имея такого отца и заискивающих перед ним односельчан, он мог бы позволить себе быть скверным. Однажды лесопилка достанется ему, а это означает, что и Ормскола окажется в его руках. Большинство юношей, обладай они подобной властью, превратились бы в негодяев. Однако Гэвин… он всегда был добрым.

– Нет, – наконец отвечаю я, принося облегчение всей его компании.

Гэвин, может, и порядочный человек, но Хэтти Логан, Кора Рейд и Джейм Баллантайн – нет. Много времени прошло с тех пор, как мы были друзьями. Если быть точной, семь лет.

– Подумай хорошенько, – продолжает Гэвин. – Мы совсем не видимся в последнее время.

– Па не дает мне передохнуть, – отзываюсь я. – С этим озером столько работы.

– Ну, если ты передумаешь, я приберегу для тебя танец.

Он улыбается мне такой ослепительной и милой улыбкой, что я неосознанно улыбаюсь в ответ.

А потом замечаю Рена, которой украдкой машет мне, прежде чем скрыться за поворотом на ведущей к таверне улочке. Он напоминает мне о том, что я пришла сюда не для того, чтобы портить настроение жителям деревни.

– Мне пора, – говорю я.

– До завтра? – с надеждой интересуется Гэвин.

– Увидимся, – произношу я и только отойдя понимаю, что это может быть расценено как обещание.

Сначала я направляюсь в магазин, прокрадываюсь меж рядов, уставленных банками с маринованной капустой и луком, с молоком и маслом, притворяюсь, что выбираю между двумя мешками муки, пока единственный находящийся внутри покупатель не уходит.

– Есть новости о почтовой телеге? – не здороваясь, спрашиваю у Мэгги Уилсон, когда подхожу к прилавку.

Какой смысл притворяться, что мы приятельницы? Однажды я слышала, как она нарочито громким шепотом (явно специально для меня) говорила миссис Логан, что я однажды порежусь о собственное остроумие. Старая лицемерка. Она и сама за словом в карман не лезет.

Мэгги Уилсон знает все об Ормсколе. Джайлз использует деньги и лесопилку, чтобы заработать всеобщее признание, но именно Мэгги – прирожденный лидер. Она оставалась единственной владелицей магазина с тех пор, как через несколько месяцев после свадьбы умер ее муж. По слухам, она горевала три дня: первый день плакала, на второй похоронила его, а на третий сделала перестановку в магазине на свой вкус. После этого она снова открыла двери, и с тех пор они никогда не были закрыты. Эти события произошли около сорока лет назад, а она до сих пор на коне: железные нервы и сердце.

Я лучше буду остроумной, чем тупой. Ножи лучше держать заточенными. И кто, как не она, может подтвердить эти слова?

Мэгги смотрит на меня поверх очков-полумесяцев.

– Ага. По моим подсчетам, почтальон будет здесь завтра в районе полудня. Как раз к празднику. – Она сощуривает глаза. – Надеюсь, все станут вести себя прилично, пока в деревне будут гости.

И как по сигналу мои щеки заливает румянец.

Пару лет назад я была влюблена в Дункана Страуда, почтальона. И была не единственной. Когда он впервые приехал к нам, его, двадцатилетнего, только что назначили на должность. В тот день на площади собрались все женщины Ормсколы, желая взглянуть на новенького. Я едва не потеряла рассудок при виде играющих на его руках мускулов, пока он разгружал мешки. Никогда раньше такого не видела.

– Ты и глазом моргнуть не успеешь, как я вернусь, – уезжая, пообещал он и подмигнул мне. И я пропала. Как оказалось, не так уж много для этого и надо было.

Шесть месяцев я ждала его возвращения. Уже тогда я готовилась покинуть деревню, но из-за Дункана мои мечты о побеге стали иными. Они превратились в фантазии, где он закидывает меня на плечо, говорит, что просто обязан на мне жениться, что жить без меня не может и забирает с собой.

В свою защиту могу сказать, что мне было четырнадцать. Время наивности. Так что, полагаю, то, что произошло впоследствии, стало для меня хорошим уроком.

Я ждала, когда он вернется. Сидела у обочины ведущей в Ормсколу дороги в своих лучших юбках и блузе, старалась не щуриться от слепящего солнца. Он узнал меня, остановил телегу и предложил подвезти. Я быстро запрыгнула на нее, передала Дункану переписанные мною тексты, а когда он наклонился, чтобы спрятать их, попыталась его поцеловать. И попала ему в щеку. Справедливости ради замечу, что он не рассмеялся. Просто отодвинул меня и произнес невыносимо мягким голосом, что я очень хорошенькая, но слишком маленькая для него. Я убежала.

Спрыгнула с телеги и помчалась обратно в гору, чтобы зализывать раны.

Новые предназначенные для переписывания рукописи он оставил у Мэгги. Та смотрела на меня сердито и с укором, когда я прошмыгнула в магазин и спросила, известно ли ей, что с ними сделал почтальон. Я уверена, он не рассказывал, что произошло, но с тех пор она смотрит на меня осуждающе, стоит только спросить о Дункане.