616 - Ад повсюду - Анхель Гутьеррес Страница 10

Проведя немало времени в архивах Ватикана, Клоистер с помощью нескольких экспертов отыскал заявления, доклады, упоминания о том, что подобное происходило и раньше. Первые упоминания относились к временам, когда египетские жрецы повреждали жизненно важные зоны головы, чтобы впасть в «обратимую» смерть — впрочем, вернуться к жизни не всегда удавалось, — и взглянуть на мир умерших. Их рассказы содержали свидетельства о зле без формы, темной тени без лица. Похожие видения описывали какие-то средневековые монахи. А в XIX веке один английский врач угодил в тюрьму, пытаясь повторить опыт египетских священнослужителей с умственно отсталыми пациентами своей психиатрической больницы.

Всего таких случаев набиралось немного, но они оставляли угнетающее ощущение и указывали некое направление, которое еще никому не удалось определить.

Эти случаи отец Клоистер сравнивал с обломками ушедшего на дно корабля, которые выплывают на поверхность и ждут, пока кто-нибудь их найдет. И возможно, следовало бы не находить их никогда. Но Альберт Клоистер имел не только твердую веру в Бога, но и веру куда более прочную. Его божеством была истина.

Диссертация, за которую он получил докторскую степень cum laude [3]по теологии, заканчивалась словами, на первый взгляд несовместимыми с духовным саном, хотя, истолкованные правильно, они могли бы стать рациональным основанием самой глубокой и твердой веры: «Вера приводит нас к истине, а в истину не нужно верить, потому что истина не требует веры; но вера сама требует истины». Истина была единственным, к чему Клоистер стремился. Единственным, ради чего мог пойти на любые жертвы.

С тех пор как он покинул собор Парижской Богоматери, прошло несколько часов. Уже почти стемнело. Отец Клоистер вынырнул из колодца мыслей, положил бумаги в портфель и неспешной походкой зашагал вдоль набережной. Воды реки бежали, чуждые его размышлениям. Как изменчивы и быстротечны эти воды! Но мысли, переполнявшие разум Альберта Клоистера, густые и темные, как древесная смола, могли остановить даже течение Сены… Альберт чувствовал себя разбитым. Перед тем как вернуться в колледж, куда его поселила конгрегация, он зашел в бар и купил пачку сигарет.

Бостон

Приемная психиатра Одри Барретт располагалась в знаменитом районе Бакк-Бей, в недавно отреставрированном здании XVIII века, соединявшем элегантность эпохи рококо с удобствами нашего времени. Внутреннее убранство клиники ничем не уступало роскоши фасада: дорогие деревянные панели покрывали стены до середины, оставляя место для картин с идиллическими сценами. В кабинете Одри стол врача отделялся от неизбежной кушетки для пациентов ковром, привезенным из самого Ирана, бывшей Персии. И, учитывая его стоимость, можно было бы поклясться, что он совершенен. Но сотворение идеальных вещей — удел Господа, и Он не терпит конкуренции в этом вопросе. Так думала Одри. И у нее имелись на то свои причины.

Первый разговор с Дэниелом практически ничего не дал. Ей едва удалось вытянуть из него скудные сведения о его ночных кошмарах. Не самое удачное начало. Хотя в ее профессии редкое начало бывает удачным… Да и финал тоже. Чего еще она ждала от слабоумного? Монахиня назвала ее жестокой, а ведь Одри всего лишь пыталась объяснить, что психотерапия ничем не поможет старому садовнику. Это святая правда. Разве монахини не твердят, что правда освобождает и возвышает человека? Но сейчас все доводы Одри не стоили и ломаного гроша. Она проиграла битву, даже не успев ее начать. Однако отказать матери настоятельнице Одри не могла. Так что вскоре ей предстоит еще одна встреча со слабоумным пациентом и его мертвым цветком. По заведенному порядку Одри решила записать впечатления о пациенте. На столе лежало досье с именем «Дэниел Смит» и датой их первого разговора, отпечатанной на первом листе. Привычным движением Одри пролистала заметки.

«1. У пациента обнаруживаются симптомы, ясно указывающие на посттравматический стресс. Другие факторы, оказывающие влияние на развитие стресса: пациент находился при смерти, он серьезно пострадал в результате пожара, его окружение полностью изменилось в связи с переменой места жительства.

2. Повторное переживание психологической травмы проявляется в виде кошмарных снов, включающих в себя видения, которые можно объяснить главной причиной травмы: пожаром (см. пункт 5, содержание ночных кошмаров).

3. Пациент страдает задержкой умственного развития. По этой причине у пациента нет полного осознания произошедшего с ним, и самые суровые симптомы травмы проявляются в бессознательной фазе, пока он спит. Другой возможный симптом — нежелание отвечать на вопросы, напрямую связанные с пожаром, а также на вопросы о ночных кошмарах, связанные с ним косвенно, — пока не может быть объяснен как последствие посттравматического стресса. Психическое состояние пациента не позволяет сделать такой вывод.

4. Пациент испытывает сильную привязанность к мертвому растению, которое является единственным предметом, оставшимся у него от жизни до пожара. Такая гиперэмоциональность могла бы являться последствием посттравматического стресса, если бы подобное поведение не наблюдалось у пациента и до пожара. Опять же задержка умственного развития не позволяет поставить окончательный диагноз и определить методы психологического лечения.

5. Первые сведения, которые пациент сообщил о ночных кошмарах, — разрозненные и путаные, хотя между ними, кажется, существует определенная связь. Он рассказывал о растениях и мертвых животных, о пересохших реках и опустошенных полях (из-за пожара?); а также, дословно, о «красных как кровь небесах» — (красное пламя?).

Рекомендуемое фармакологическое лечение: продолжать прием успокоительных средств, дополнительно назначить антидепрессанты. В том случае, если симптомы не ослабеют, включить в курс лечения антипсихотики».

Одри закрыла досье и протерла глаза руками. Она почувствовала себя опустошенной. Проблемы других людей отнимали у нее последние силы, а в работе психиатра это — несомненный минус. Впрочем, что с того? Жизнь потеряла для нее всякий смысл после того вечера, пять лет назад, когда бесследно исчез ее сын… Есть воспоминания, которые причиняют боль, их не стоит ворошить. «Ворошить…» — пробормотала Одри. Неудачное слово для воспоминаний, которые никогда не умрут и не будут похоронены. Лицо Одри исказилось от боли, она поднялась с кожаного кресла и подошла к большому окну с белой деревянной рамой. По проспекту Содружества, центральный бульвар которого окаймляли ряды деревьев и скамеек, двигался нескончаемый поток людей и машин, унося ее мысли прочь. Еще несколько дней назад траву на газонах покрывал слой снега, и на этом снегу под вечер можно было увидеть пеструю стайку детишек, которые обстреливали друг друга снежками и лепили снежных баб.

Одри увидела проходящую мимо ее окон компанию молодых людей. И почувствовала, что завидует им. Конечно, они были студентами Бостонского университета — здесь, на проспекте Содружества, стояли университетские корпуса. Двое парней и девушка — все в длиннополых пальто. Их лица побледнели от холода, но на щеках выступил румянец. А главное, эти лица светились от радости. Любовь к жизни буквально переполняла их. Когда-то Одри тоже любила жизнь. Она и ее друзья, Зак и Лео. Все трое страстно желали изменить мир и свято верили в то, что вскоре им предстоят великие дела. Но они отступили, потерпев поражение. Мир не изменился. Изменились они. И не в лучшую сторону. В оконном стекле Одри увидела отражение своей горькой улыбки. Она чувствовала себя такой одинокой… Лео умер девять лет назад. Он весил сто двадцать килограммов, его печень разбухла от алкоголя. И сердце Лео не выдержало. Однажды оно перестало биться. А Зак… Он бросил ее, узнав, что она беременна. «Я не хочу нести ответственность ни за кого», — сказал ей этот ублюдок, который, конечно же, не думал об ответственности, пока они развлекались на заднем сиденье его «Шевроле».