Стигмалион - Кристина Старк Страница 10

– Вот видишь! И все ради чего? Чтобы не лишиться самого прекрасного, что может дать тебе жизнь: ласки и прикосновений!

Сейдж фыркнул и поднял глаза к небу, изображая крайнюю степень несогласия, но мне не задуришь голову. Я знала, что права.

– Ты готов отдать ногу, а может, даже обе ноги. А знаешь, что я могла бы отдать за шанс хоть однажды испытать все это? Я бы, наверно, могла отдать жизнь! Чужие руки обожгли бы, чужие поцелуи опалили всю кожу на лице, мужская… жидкость разъела бы изнутри, но зато я бы перед этим была желанной, любимой! – как заколдованная, заговорила я, наворачивая круги по гостиной и не видя ничего вокруг.

– Какая же ты дура, Долорес! – вскочил на ноги Сейдж, бросил кочергу с веником и встряхнул меня так, что клацнули зубы. И продолжил быстро, яростно: – Твоя жизнь бесценна и никакие потрахушки с кем бы то ни было не стоят ее!

А потом развернулся и вылетел из комнаты – так быстро, что аж пепел в воздухе закружился.

Ко мне подошла Хэйзел и ткнулась мокрым носом в бедро. Она всегда знала, когда я расстроена.

В самом конце лета, буквально за неделю до отъезда домой, я познакомилась с Джесси – сыном Себастьяна. Ему было восемнадцать или около того. Он заехал к отцу в гости, они вместе чинили винтажный бабушкин кабриолет.

Джесси ходил туда-сюда в промасленной майке, подавал отцу инструменты и курил «Силк Кат» у дверей гаража. Мэри приносила сэндвичи с тунцом и кофе с «Бейлисом». Я сидела неподалеку и дурачилась с Хэйзел. Акита была совсем старой и ленивой и отказывалась носить мне мячи, но поваляться со мной на траве по-прежнему любила.

– Мисс Макбрайд! Хотите сэндвич? – крикнула Мэри и помахала рукой.

Я встала и направилась к гаражу, на ходу приглаживая волосы. Есть не слишком хотелось, но это была возможность поближе рассмотреть незнакомого парня. Я редко встречала новых людей, и они всегда вызывали интерес.

Парень выпустил изо рта густой сизый дым и протянул мне ладонь:

– Привет. Я Джесси.

Я выставила руку в латексной перчатке.

– Долорес.

Тот озадаченно посмотрел на нее и неловко пожал пальцы.

– Готовлюсь к поступлению в медицинский, привыкаю к перчаткам, – поторопилась соврать я, пока он не успел подумать, что у меня какая-нибудь кожная болезнь. Надеюсь, Мэри и Себастьян не слишком много знают. Мэри в курсе, что мне можно есть только из стерилизованной посуды, но, кажется, думает, что у меня просто слабый желудок.

– Я видел твою машину, роскошная, – Джесси кивнул на «S7», стоящую там же, в гараже.

– Спасибо, – растаяла я.

– Прокатишь меня как-нибудь?

– У меня еще нет прав. Бабушка слегка… поторопилась.

– Хочешь, поучу тебя?

Его отец закатил глаза и вытер руки о промасленную тряпку. Мэри протянула мне аппетитный бутерброд, завернутый в целлофан.

– Не буду против, – кивнула я. – Надеюсь, ты… опытный водитель.

– Пока никто не жаловался.

Все это звучало двусмысленно и ужасно мне нравилось. Хотелось взять его сигарету и сделать затяжку. Да, я знала, что это будет то же самое, что обхватить губами раскаленный гвоздь – потом вся кожа слезет. Но эти мысли все равно вертелись в голове снова и снова.

* * *

Джесси и я сидели в салоне моей машины. Мне было и страшно, и радостно одновременно. Казалось, это первый раз, когда я нахожусь так близко к постороннему человеку. Да еще и привлекательному парню. Джесси положил мою руку на рычаг переключения скоростей.

– Только «ручка», только хардкор? – подмигнул он.

– Бабушка выбирала.

– Я слыхал, она женщина хоть куда.

– О да. Называется «пощады не проси».

– А как насчет тебя?

Моя рука все еще лежала на рычаге передач, а рука Джесси – на моей.

– Что насчет меня? – хлопнула ресницами я.

– У тебя можно просить пощады?

Он шутил, может быть, слегка флиртовал, но у меня перед глазами тут же возник Вильям, закрывающий голову и лицо руками, пока я натравливала на него собаку.

– Я хорошая девочка, сама доброта, – ответила я.

Джесси рассмеялся, не слыша в моем голосе иронии. Улыбка – просто роскошная. Я подумала, он недолго будет помогать своему отцу чинить машины. Какое-нибудь модельное агентство обязательно наложит на него лапу, разоденет в шипованую кожу, научит смотреть так, что от одного взгляда будут плавиться стены, – что уж говорить о сердцах…

– Жаль, что несовершеннолетняя, – ответил он и убрал ладонь с моей руки.

Я посмотрела на его губы, и на меня снова накатило то самое ощущение, которое я испытала в саду, глядя в чужое окно. Низ живота налился теплом, пульсирующим и тяжелым. А в голове завертелась одна мысль: за поцелуй придется всего-то месяцок полежать в больнице.

Всего-то месяцок.

* * *

Мы с Джесси обменялись номерами телефонов, и тем же вечером я получила от него первое СМС. «Сладких снов. Надеюсь, до завтрашнего дня ты не забудешь, где газ, а где тормоз:)»

Меня аж из постели выбросило. Я закружила по комнате, перебирая в уме слова, и тут же настрочила ответ: «Надеюсь, ты до завтрашнего дня не забудешь мое имя?»

Тишина, но совсем короткая. Трель входящего сообщения: «Не смогу забыть его, даже если захочу. Оно вертится у меня в голове».

Я забралась в постель и тут же выпрыгнула обратно. Почему все это так возбуждает? Ведь это всего лишь переписка, слова, отображающиеся на экране моего телефона.

«А сам тем временем сидишь в баре и кадришь девчонок. Угадала?» – написала я.

«Даже близко нет. Вокруг темнота, и я думаю о тебе».

«Так я и поверила. Передавай привет бармену. И много не пей. Тебе завтра меня учить», – подколола я его.

«Бармена здесь и близко нет. Здесь только деревья, ночь, тишина и твое окно».

Что?!

Я вскочила с постели и отодвинула занавеску. В саду стоял Джесси и махал рукой.

Я не видела лица в полумраке, но рассмотрела, что он подносит телефон к уху. Мой тут же взорвался рингтоном. Я подскочила от неожиданности и мгновенно приняла вызов.

– Ты что, с ума сошел?! Что ты тут делаешь?! – хихикнула я в трубку.

– Остался у отца, твоя бабушка была не против.

– А что, думаешь, она скажет, если узнает, что я тусовалась с тобой среди ночи?

– Думаю, голову мне открутит.

– Тогда мы ей не скажем. Мне нравится твоя голова.

Я набросила на плечи куртку, натянула перчатки и двинулась к выходу на цыпочках, тихо-тихо, чтоб ни одна душа не услышала.