Час волка - Роберт МакКаммон Страница 103

Как-то после долгой и изнурительной охоты ночью Михаила разбу– дили страшные хрипящие звуки. Он сел, потом было потянулся к Пет– ру, но Виктор отстранил его, сам поспешил к ребенку. Рената сказала:

– Что это? Что случилось?

Франко проковылял на свет со своим костылем. Олеся только просто смотрела, глаза у нее были пустыми. Виктор сел на колени рядом с ре– бенком, лицо его было серым. Ребенок молчал.

– Он проглотил язык,– сказал Виктор.– Михаил, подержи его, чтобы он не бился.

Михаил сжал тельце Петра, и было похоже, что он держал раскален– ный уголь.

– Держи его так, чтобы он не дернулся! – крикнул Виктор, пытаясь раскрыть рот ребенка и вынуть пальцами ему язык.

Это не удавалось. Лицо Петра посинело, он явно задыхался. Ма– ленькие ручонки били по воздуху. Палец Виктора раскрыл рот ребенка, нашел язык и с помощью второго пальца подцепил его. Он выправил его; язык снова запал Петру в горло.

– Вытащи его! – завопила Рената.– Виктор, вытащи его!

Виктор потянул опять. Послышался хлюпающий звук, когда язык вы– свободился, но лицо Петра по-прежнему оставалось синим. Легкие трепе– тали, не в силах сделать вдох. На лице Виктора заблестел пот, хотя дыхание его в холодном воздухе выходило клубами пара. Он поднял Пет– ра, держа ребенка за ножки, и шлепнул его ладонью по спинке. Михаил от звука шлепка слегка вздрогнул. Петр по-прежнему молчал. Виктор еще раз шлепнул его по спинке, посильнее. И в третий раз. Послышался шум выходящего воздуха, и изо рта ребенка вырвался клуб пара. За этим по– следовал вой боли и ярости, после которого шум бури показался слабее. Олеся протянула руки, чтобы взять ребенка. Виктор отдал его ей. Она баюкала малыша, слезы благодарности текли у нее по щекам; она подняла маленькую ручонку и прижала ее к своим губам.

И вдруг резко отстранила голову, глаза ее были широко раскрыты.

На белой коже ребенка появилась темная шерсть. Детское тельце у нее на руках корчилось, Петр открыл рот, чтобы слабо захныкать. Олеся подняла глаза на Виктора, потом на Михаила; Виктор сидел на корточ– ках, положив подбородок на сложенные на коленях руки, его янтарные глаза блеснули на свету; он наблюдал.

Лицо Петра изменялось, образовывалась мордочка, глаза западали в покрывшийся темной шерсткой череп. Михаил услыхал, как сидевшая рядом Рената раскрыла рот, издав звук изумления. Уши Петра удлинялись, на кончиках появились мягкие белые волоски. Пальцы обеих ручек и носки обеих ножек втягивались, превращаясь в лапки с маленькими загнутыми коготками. Слабый хруст сопровождал изменения костей и суставов, и Петр затявкал, но затем этот его плач прекратился. Превращение заняло вероятно минуту. Виктор спокойно сказал:

– Отпусти его.

Олеся повиновалась. Синеглазый волчонок, с покрытым тонкой чер– ной шерстью тельцем, пытался подняться на четыре лапки. Петр поднял– ся, упал, попытался встать и опять упал. Михаил хотел помочь ему, но Виктор сказал:

– Нет. Дай ему сделать это самому.

Петр попробовал лапки и приготовился подняться, тельце его дро– жало от напряжения, голубые глазки сверкали от изумления. Хвостик из– вивался, волчьи ушки прядали. Он сделал шажок, потом другой, задние лапки у него заплелись и он упал еще раз. Петр издал от измождения звук «у-уф», из его ноздрей вился пар. Виктор нагнулся, протянул па– лец и стал водить им перед мордочкой Петра. Голубые глазки следили за ним – и тут головка Петра дернулась вперед, челюсти раскрылись и со– мкнулись на пальце Виктора. Виктор высвободил палец из щенячьих зубов и поднял его кверху. На нем показалась капелька крови.

– Поздравляю,– сказал он Михаилу и Олесе.– У вашего сына появил– ся молочный зуб.

Петр на какое-то время сдался в борьбе с силой тяготения. Он по– полз по полу, обнюхивая каменные плиты. Под носом Петра из трещины вылез таракан и стал удирать от смерти, Петр от удивления тявкнул вы– соким голоском, потом продолжил свои исследования.

– Он превратится обратно, да? – спросила Виктора Олеся.– Правда?

– Увидим,– сказал ей Виктор, и это было все, что он мог предпо– ложить.

На половине пути по залу Петр ушиб нос о край плиты. Он начал тявкать от боли и, пока катался по полу, его тело снова начало менять свой облик на человеческий. Нежная черная шерстка ушла в мякоть, мор– дочка уплощилась в нос – из одной ноздри шла кровь – а лапки превра– тились в ручки и ножки. Тявканье сменилось ровным, во всю глотку, плачем, и Олеся бросилась к ребенку и схватила его на руки. Она ука– чивала и убаюкивала его и, наконец, Петр несколько раз всхлипнул и перестал плакать. Он остался человечьим дитятей.

– Ну,– сказал после паузы Виктор,– если наше новое пополнение переживет зиму, за ним будет потом интересно понаблюдать.

– Он выживет,– пообещала Олеся. Сияние жизни вернулось в ее гла– за.– Я заставлю его выжить.

Виктор восхищался укушенным пальцем.

– Дорогая, я сомневаюсь, что ты сможешь заставить его вообще хоть что-либо сделать.– Он взглянул на Михаила и слегка улыбнулся.– А ты славно сработал, сынок,– сказал он и жестом велел Олесе с ребенком опять вернуться к теплу костра.

«Сынок», осознал Михаил, сказал он. Сынок. До этого ни один че– ловек не звал его так, и что-то в этом звучало как музыка. В эту ночь он будет спать, слушая Олесю, убаюкивающую Петра, и будет видеть во сне высокого худого человека в военной форме, стоящего рядом с женщи– ной, совсем забытой Михаилом, и у этого человека будет лицо Виктора.

К концу зимы Петр был все еще жив. Он ел любую пищу, какую ему давала Олеся, и, хотя у него была привычка превращаться в волчонка без предупреждения и приводить остальную стаю своим постоянным тяв– каньем в неистовство, он большей частью оставался в человечьем виде. К лету у него прорезались все зубы, и Виктор держал свои пальцы по– дальше ото рта ребенка.

Иногда по ночам Михаил садился у края оврага и смотрел, как мимо проходил поезд. Он начинал считать секунды от того момента, как тот с грохотом выскакивал из западного туннеля, до того, как втягивался в восточный. В прошлом году он вполсилы бегал за ним вместе с Никитой. По правде говоря, для него не имело особого значения, как быстро он мог превратиться. Он знал, что действительно был в этом скор, но всегда отставал от Никиты. Теперь, однако, кости Никиты лежали в са– ду, а поезд, огромное существо, дышал черным дымом и сверкал в ночи своим блестящим глазом. Михаил часто думал, о чем же говорила брига– да, когда нашла на буфере кровь и куски черной шерсти. Мы сбили зве– ря, наверное говорили они, если вообще обсуждали это. Зверя. Что-то такое, чему нельзя было быть на нашем пути.

В середине лета Михаил уже и сам скакал рядом с поездом, когда тот выскакивал из туннеля. Он не гнался за ним, просто разминал ноги. Паровоз всегда оставлял его позади, обдав напоследок клубами черного дыма, а горячий пар жег ему шкуру. И в эти ночи, после того, как по– езд скрывался в туннеле, Михаил перебегал через пути туда, где умер Никита, и сидел в траве, и думал: я могу сделать это, если захочу. Я могу.