Большая книга ужасов. 55 - Ирина Щеглова Страница 11

– Надо веревку достать, – неуверенно предложил Циркач. – Можно от бани, там белье сушится…

– И что с веревкой делать? – спросил Пугливый.

– Бросить ему…

– Ага, а он сам этой веревкой обвяжется.

Можно завязать в узел, чуть не выкрикнул я. Навязать большой такой узел, я за него ухвачусь зубами, а вы потянете, и в общем-то, можно вылезти даже отсюда. А может, и нет – вряд ли им получится меня вытащить вдвоем, я здоровый, для меня таких трое надо.

– Да, – вздохнул Циркач. – А что тогда делать?

– Надо подумать. – Пугливый почесался.

Головы исчезли. Лестницу тащите, хотел крикнуть я, но вовремя решил помолчать, лучше их не пугать пока. Если честно, я совсем не мог придумать, как еще меня можно вытащить.

И вдруг я услышал, как они уходят. Оба, и Циркач и Пугливый. Если честно, я едва не завыл, с трудом удержался, кинулся на стенку, скрипнул зубами. Сел. Смотрел на небо, там летел самолет, кажется, бомбардировщик, моторов слишком много.

Я стал ждать. Они вернулись через час. Шагали тяжело, что-то тащили, я очень надеялся, что это лестница. Но оказалось нет, во всяком случае, они не стали ее ко мне спускать, что-то такое сбросили на землю и задышали тяжело, отдыхая.

– Надо кому-то слезть, – сказал затем Пугливый. – То есть в яму спуститься.

– Зачем?

– Установить, что непонятного-то. А он по ним и выскочит.

– А если не выскочит?

– Он же не дурак, усмехнулся Пугливый. – Знаешь, я читал, что такие собаки сообразительные, мне кажется, что он поймет. А сверху не установить, надо слазить. А ты с собаками лучше меня знаком.

Оба помолчали, покряхтели, что-то подвигали. Я их вполне понимал – кому хочется лезть в яму к такому, как я? Я бы сам не полез и никому не советовал бы.

– Ладно, – сказал Циркач.

Он заглянул в колодец.

– Ты как? – спросил он. – Безобразничать не станешь?

Пришлось сыграть собачку. Это довольно унизительно, но иногда приходится, в самых безвыходных ситуациях, конечно. Я уселся на землю, свернул умильную просительную морду, повилял хвостом и даже поскулил, что было уж совсем позорно.

– Да ничего он вроде, – сказал Циркач. – Жрать, кажется, хочет. Такие собаки всегда жрать хотят, они могут слона слопать.

– Смотри, чтобы он тебя не слопал, – усмехнулся Пугливый. – А то потом…

Циркач не ответил, полез в колодец. Достаточно ловко он это делал, видимо, гимнастикой занимался. На всякий случай я сместился поближе к норе, а вдруг Циркач свалится мне на голову? Но он не свалился. Он спрыгнул на камни и повернулся ко мне.

– Привет, – сказал он и стал отряхивать колени, долго и тщательно отряхивал, со старанием.

Все-таки он немного боялся. И руки дрожали, и в глаза старался мне не смотреть. Чтобы его хоть как-то подбодрить, я улыбнулся и протянул ему лапу.

Это тоже производит впечатление, мальчишка не удержался и пожал. Это как условный рефлекс: если собака протягивает лапу – ее надо пожать, и наоборот, если просят – ты протягиваешь лапу.

– Ты как? – спросил Пугливый сверху. – Все в порядке? Спокойно?

– Угу. Давай ящики.

Пугливый начал опускать в колодец ящики из-под яблок, легкие деревянные ящики, которые Циркач устанавливал друг на друга. Через пару минут в колодце выстроилась пирамида, все понятно, умненькие детки.

– Надо лезть, – сказал мне Циркач. – Вот так примерно…

– Кто здесь?! – нервно спросил Пугливый. – Кто?!

Мы поглядели вверх, Пугливого не было видно, зато он нервно хлюпнул носом.

– Что такое? – спросил Циркач.

– Мне кажется, тут кто-то есть… – прошептал Пугливый. – Там шевельнулось…

– Да это ветер, – сквозь зубы сказал Циркач.

– Никакой это не ветер! – нервно прошептал Пугливый. – Не ветер! Там черное что-то было! Черное!

– Спокойно! – Циркач принялся устраивать ящик на ящик. – Спокойно, я уже лезу…

Он вскочил на ящик и ловко вылез из колодца и тут же позвал меня сверху:

– Бугер! Давай! Давай лезь!

Я поставил лапы на коробку, собрался, оттолкнулся, перескочил на второй ящик, оттолкнулся еще и вылетел на поверхность. Свобода. Воздух. Свет. Запахи, много, и со всех сторон, за время сидения в колодце я привык к вязкому запаху земли, мха и корней, я зажмурился от ароматов, обрушившихся на меня, потерял дыхание, несколько секунд ушло на то, чтобы проморгаться и продышаться, и запустить голову.

А мальчишки стояли и смотрели в лес, не на меня. Обычный сосновый лес, деревья, смола, лето, с одной стороны лето, и кажется, что все хорошо, что ничего не происходит…

– Я видел! – кивнул Пугливый. – Там же что-то… Пошевелилось!

Я попробовал воздух. Странно. Лес, обычный сосновый лес, деревья, мох, а между ними воздух, бездвижимое пространство, заполненное дыханием деревьев. Но почему-то неприятно. Мир продолжал меняться, в нем что-то рушилось, рассыпалось и оседало, ткань мироздания растягивалась и дрожала, как воздух над перегретым асфальтом, наверное, от этого и возникали видения. Мне тоже казалось, что за нами наблюдают.

Или не казалось. Ведь твари добрались досюда.

– Это от жары, – объяснил Циркач. – Воздух разогревается, начинает подниматься – от этого и представляется… Рефракция называется. Или резонанс…

Циркач замолчал.

Все подростки отпетые реалисты, они верят во что угодно – в рефракцию, в дифракцию, в резонанс, во все, но только не в черта. А иногда стоит поверить и в черта.

– Что «или»? – насторожился Пугливый.

– Или наводнение. По телику показывали, что перед стихийными бедствиями люди видят призраков. Это от звука происходит.

В звук, в цвет, не в черта только.

– От какого еще звука? – не понял Пугливый.

– От инфракрасного, – ответил Циркач. – Этот звук люди не слышат, а вот животные слышат. И они от этого звука с ума сходят, на берег выбрасываются…

– Кто на берег выбрасывается?

– Киты, кто еще? Дельфины всякие, осьминоги. А лисы убегают.

Я зевнул, как мяукнул, челюсть при этом хрустнула, Циркач и Пугливый отвлеклись от леса и своих дум и уставились на меня.

– Смотри! – прошептал Циркач. – Смотри, у него лапы все обгрызены!

– Зачем он их обгрыз? – спросил другой, как всегда испуганный.

– Не знаю… Может, он сдвинулся? С ума сошел, пока в яме сидел. Я слышал, собаки отгрызают себе лапы, если сильно психуют.

Надо их шугануть. Рявкнуть, пусть бегут. Они все должны бежать, как можно быстрее, как можно дальше отсюда, теперь здесь небезопасно. Наоборот, лагерь «Лисий Лог» – чрезвычайно скверное место, чрезвычайно, потому что тварь совсем не зря здесь появилась, у нее планы. У них всегда планы.