Роза и Крест - Элеонора Пахомова Страница 11

Только масонской ложи майору для полного счастья и не хватало! Масонская ложа и сливки общества в клиентском списке психиатра — совпадение весьма паршивое. Не замятинского масштаба дело вырисовывается…

— И почему вы исключаете возможную причастность масонов к этому убийству? — с надеждой спросил он.

— Убийства совсем не в их риторике. Нет-нет. Для понимания могу рассказать вам о таком любопытном факте. При посвящении масона в 13-й градус (в России, кстати, масоны выше третьего градуса почти не поднимаются) проводится такой ритуал-испытание. Масону завязывают глаза и кладут его руку на выбритый живот барашка, чтобы посвящаемый ощущал теплую живую плоть, и при этом начинают уверять его, что перед ним неверный, который достоин смерти…

— Мирослав Дмитриевич, — прервал майор, — вы мне просто скажите, это не масоны?

— Нет, — снова рассмеялся Погодин.

— Это хорошо! Сколько вы сказали карт в этой колоде?

— В Старшем Аркане двадцать две фигуры. Какой именно ритуал пытаются воспроизвести, прибегая к символизму Таро, пока точно сказать не могу. Пока не могу, — подчеркнул Погодин и двинулся к выходу.

22 фигуры! Чуешь, чем пахнет, майор?

На следующее утро Замятин явился на работу помятый и мучимый мигренью. Признаваться коллегам в том, что у него ужасное похмелье, майор не стал. Большую часть ночи он провел в компании старого университетского друга и в интересах следствия нажрался с ним, как свинья.

Друг его, Сергей Ливанов, работал не где-нибудь, а в Федеральной службе безопасности, в аналитическом отделе, и занимался составлением психологических портретов разного рода личностей, немалую часть из которых представляли собой российские олигархи. В случае чего слабые места в психике сильных мира сего можно было использовать как рычаги давления. Их нужно было знать, так, на всякий случай.

О нюансах своей работы Ливанов по понятным причинам предпочитал не распространяться, но Замятин, как близкий друг, все-таки имел о ней некоторое представление.

Ливанов приехал по просьбе майора в его холостяцкую квартиру в Южном Бутово в десятом часу вечера. С собой он прихватил бутылку водки 0,7 и несколько салатов, упакованных в пластиковые контейнеры, на которых маячили магазинные стикеры со штрих-кодами. Замятин к его приезду припас почти такой же незамысловатый набор, купив в столовой на работе четыре порции пюре и шесть котлет, а в магазине — водку, банку разносолов и хлеба. Сереге не привыкать к его нехитрому угощению.

— Ну, здорово! — Сделав шаг за порог, Ливанов с размаху ухватил ладонь Замятина и крепко двинул его плечом в корпус.

Они оба радовались встрече. Во времена учебы в Московском университете МВД Замятин и Ливанов были, что называется, не разлей вода.

— Ну ты, полегче, — в шутку отозвался Замятин, ухватил друга за загривок, боднув крепким лбом, и со смехом добавил: — Хорош, пошли на кухню.

Кухня служила майору не то чтобы кухней, а так, помещением: газовая плита закрыта белой металлической крышкой, на нее он складывал все, что под руку попадалось. Холодильник исправно тарахтел, а что толку — ничего пригодного в пищу в нем не было: пара упаковок просроченных соков и что-то отдаленно напоминающее кусок сыра. Кухонный гарнитур из ДСП, облицованный белым глянцевым покрытием с паутиной бежевых разводов, тоже особой функциональной ценности для Замятина не представлял. Единственное, что здесь время от времени использовалась по назначению, — микроволновка, раковина и стол с табуретками. За этот самый стол они и сели. Замятин наполнил стопки, выпили за встречу.

— Ну, говори, Замятин. Вижу, что не просто так позвал, психосоматика выдает тебя с потрохами, — весело выдал Ливанов.

Тфу ты! Майор и не заметил, что крутит в пальцах крышку от водки. Он тут же метким броском запустил ее в мусорное ведро — уже не понадобится. Вечно он забывает про эти Серегины штучки, а тот его постоянно ловит то на «психосоматике», то на «телесных патернах», то еще на чем-нибудь, ведомом лишь квалицированным «мозгоправам». После университета МВД Ливанов загорелся идеей выучиться на психотерапевта, факультета подготовки психологов ему оказалось мало. Как результат — второе высшее. Замятин же, получив профессию следователя, сразу пошел работать по специальности. По Серегиному профилю он знал разве что азы психологической атаки противника. Как там их в армии учил усатый подполковник? «Сдавайтесь, ваше дело гиблое!» — кажется, так… И вот результат — он у Ливанова, как на ладони. Да что уж теперь… Майор достал из сумки, лежащей на плите, фотографии трупа и пачку листов.

— Вот, — он передал Ливанову фотографии. — Это в некотором роде твой коллега, профессор психиатрии.

— А фамилия?

— Заславский Евгений Павлович.

— Заславский… Заславский… Что-то знакомое… Кажется, я читал кое-что из его работ, — на переносице Ливанова проступили поперечные морщинки. — Давай за профессора, чтоб земля ему была пухом. — Ливанов наполнил рюмки. — Не чокаясь.

— Хм, интересные художества… Постмодернизм? — продолжил он, приглядевшись к фото, после того как водка растеклась по горлу теплой волной.

— Экспрессионизм, блин.

— Ну, что я могу сказать навскидку? Убийца, скорей всего, буйный шизофреник, но при этом эстет, не мясник. Характер увечий очень, как бы это сказать, деликатный. Они нанесены не ради крови, а ради идеи. Ни одного лишнего надреза.

Да, Замятин уже думал об этом. Если бы не кровь, обильно пролившаяся из смертоносной раны на шее, то лежал бы профессор как живой, в нелепой позе и со звездой на груди. Судмедэксперт подтвердил, что ни побоев, ни сломанных костей, ни следов борьбы на трупе не обнаружено. Все увечья нанесены жертве уже после смерти. Смерть же его наступила довольно быстро: вжикнули профессора по сонной артерии острым предметом (может, скальпелем, может, опасной бритвой, а может, еще чем-то из той же серии), он потрепыхался минут пять, судорожно зажимая рану — и все. Очевидно, психиатр был застигнут врасплох и нападения никак не ожидал.

Несмотря на то, что Евгений Павлович Заславский имел внушительные габариты — метр восемьдесят, упитанный и крепко сбитый, чтобы отправить его на тот свет, большой физической силы не потребовалось. Ловкость рук и эффект неожиданности определили срок его жизненного пути.

— А ты знаешь, Ваня, возможно, этот убийца совсем не против того, чтобы его вычислили, — Ливанов продолжал вглядываться в фото.

— Визитки на трупе найдено не было… К сожалению.

— Зато на трупе много знаков. Это как зашифрованное письмо. Либо он действительно искренне верит в сакральный смысл этой символики, либо он хочет что-то сказать. А может, даже прокричать.

— И что же он хочет прокричать?

— Трудно сказать. Надо сначала расшифровать послание…

— Ладно, — Замятин налил еще по одной. — А теперь давай про это.