Живые зомби - С. Дж Браун Страница 12

По сути, Рей говорит то же, о чем вот уже три месяца кряду вещает Хелен. С одной лишь разницей: в его устах слова обретают куда больший смысл.

— Может, вы придете на собрание? — спрашивает Рита. — Наши будут рады познакомиться.

— За этих двоих не скажу, — указывает Рей на спящих у костра близнецов, — а я в группах взаимопомощи особого интереса не вижу. Хотя отчего бы не зайти…

Рита подробно объясняет, когда и куда приходить, и просит привести с собой близнецов. Рей говорит, что постарается, и предлагает еще по бутылке пива.

— Думаю, нам пора, — качает головой Рита, взглянув на часы. — Уже поздно.

В полночь для зомби установлен комендантский час — чтобы не было возможности беспрепятственно собираться в большие группы. Кроме как на собраниях «Анонимной нежити» и на кладбищах, нам вообще не дозволено встречаться. Даже виртуальное пространство, и то закрыто для нас — люди не желают, чтобы зомби копались в Интернете. Наверно, боятся, что мы создадим свои порносайты. Или станем заводить в сети романы с ничего не подозревающими живыми. Или организуем политическое сообщество, которое будет добиваться общественных преобразований.

Мы с Ритой благодарим Рея за гостеприимство, которое он не перестает выказывать, снабдив каждого из нас банкой оленины. Джерри поднимается, не выпуская из рук пачку журналов.

— Чувак, а я бы лучше на время взял вот это, можно?

По дороге назад я оглядываюсь на зернохранилище, исчезающее в темноте. Кажется, я обрел что-то, чего мне давно не хватало. Точно не скажу почему, но впервые со времени, когда я вернулся в мир, отвергающий мою человеческую природу, я почти чувствую себя человеком. Чувствую, что чего-то стою.

В первый раз я чувствую свою значимость.

Я просыпаюсь воскресным утром — и выясняется, что чувство бессилия, смирения перед скукой, неотрывно преследовавшее меня в течение последних трех с половиной месяцев, прошло. Я ощущаю волнение. Возбуждение. Я взбудоражен как подросток, который не может усидеть на месте. «У тебя что, муравьи в штанах?» — спрашивал, бывало, отец.

Насчет муравьев не знаю, но под кожей точно кто-то копошится.

Родители пригласили друзей поболеть за «Форти-найнерс» под шампанское и гавайские закуски. Сверху доносятся одобрительные возгласы, смех, крики, а меня окружают унылые стены винного погреба.

Словно я заключенный.

Пытаюсь подавить тревогу просмотром старых серий «Няни» и «Золотых девочек». Бутылкой «Шато Шеваль-блан» урожая 1985 года. Олениной, подарком Рея. И выясняю лишь, что ни канал «Лайфтайм», ни дорогое французское вино, ни консервы из дичи не способны побороть усиливающуюся тревогу.

Нужно выбраться отсюда.

Дверь наверху лестницы родители заперли, чтобы я не нарисовался неожиданно и не испортил им первые со времени моего заселения в винный погреб посиделки. На мое счастье, из погреба есть выход на задний двор — им-то я всегда и пользуюсь. Это намного удобнее, чем ходить через парадную дверь, да и ступеней там гораздо меньше. А главное, родителям не нужно объяснять людям мое присутствие.

Небо после дождя еще хмурое, обложенное густыми облаками. Натянув непромокаемый плащ с капюшоном и прихватив маркерную доску, я выхожу на улицу. В окне видно, как отец сидит в своем любимом кресле напротив телевизора, с пивом и чипсами, рядом — супруги Патнэм и Долука. Они радостно хохочут, а в комнату входит улыбающаяся мама, в руках — поднос, уставленный фужерами с шампанским.

Все весело проводят время.

Может, ввалиться через парадную дверь и завыть диким голосом? Или ухнуть как сова? Чтобы посмотреть на их рожи… Ладно, не стоит это удовольствие ссоры с родственниками. Я огибаю дом и ковыляю по узенькой тропинке, которая разделяет родительский участок с соседним и ведет к небольшому ручью, впадающему в овраг за нашей улицей. На другой стороне оврага расположены промышленные здания, по выходным там обычно тихо. Никто не станет мне докучать. И не услышит, как я кричу, если кому-нибудь придет в голову поразвлечься за мой счет.

Зомби опасно бродить по улицам в одиночку. Хелен утверждает: чем нас больше, тем мы сильнее. Но мне компания не нужна. Охота просто погулять. Вряд ли я прошу слишком многого: пройтись по улице без всяких там объяснений. И чтобы не нужно было беспрестанно оглядываться.

Нравится мне маркерная доска! Ее можно использовать не только по прямому назначению, но и как щит для лозунгов.

Снимаю доску с шеи и кладу на пень у оврага. Немного поразмыслив, решаю, что слова должны быть простыми и убедительными. Черным маркером пишу:

У меня есть право гулять

Затем снова надеваю доску и иду дальше.

Дно оврага сырое и илистое, идти трудно, однако мне впервые удается пересечь его и не упасть. Стою на противоположной стороне, смотрю вниз, в тридцатифутовую глубину — такое чувство полного удовлетворения, должно быть, испытывают скалолазы на вершине Эвереста. А может, мне просто нужна перспектива?

Как водится, в воскресенье на промышленных предприятиях тишина, только где-то вдалеке по радио играет песня «Домой, в Алабаму». И хотя в округе Санта-Крус флаги Конфедерации и стеллажи с ружьями явление редкое, думаю, стоит держаться подальше от тех, кто слушает рок-н-ролл южного разлива. Вот почему я направляюсь на другую сторону улицы, прохожу мимо «Танцевальной студии Элейн», сворачиваю в проулок за зоомагазином и останавливаюсь у пустого здания, в котором раньше располагалось похоронное бюро «Берге-Паппас».

Рассматриваю витрину, завороженный зловещими чарами погребального дома, пустующего вот уже несколько лет. Внутри я ни разу не был, но ощущаю связь с этим местом, словно нахожусь на одной волне с его энергетикой.

Я много размышляю о смерти.

Не как о старухе в черном балахоне и с нелепой косой в руках. Ну и позерство! Нет. Я имею в виду свой личный опыт: то, как смерть влияет на тело и ум, как разъедает их.

Сердце прекращает перекачивать кровь, ткани лишаются кислорода. Повышается уровень углекислого газа, шлаки скапливаются, отравляют клетки, которые начинают разлагаться изнутри, разрываются и выпускают жидкости, растекающиеся по организму. Первыми сдаются мозг и печень. А вот клетки кожи, взятые с трупа через сутки после смерти, могут спокойно расти в лабораторной культуре.

Свободного времени у меня уйма.

Наверное, я не перестаю думать о смерти потому, что внес этот пункт в список важных дел:

Принимать хвойную ванну.

Смотреть «Убийство в Гросс-Пойнте» по Ти-эн-ти.

Думать о смерти.

На воздухе человеческое тело разлагается в два раза быстрее, чем в воде, и в четыре раза быстрее, чем под землей. Если почва не перенасыщена влагой, то тело, захороненное глубоко, сохранится дольше, а труп, оставленный на поверхности, будет моментально уничтожен насекомыми и зверьем: падальными мухами, жуками, муравьями и осами. В тропиках меньше чем за сутки труп будет кишмя кишеть личинками.