Двое в лодке - Александр Варго Страница 12

Я сунул руку в карман джинсов, но телефона там не обнаружил. Вероятно, выпал во время вчерашней потасовки. Я часто теряю телефоны, ничего с этим не поделаешь…

Стараясь не делать резких движений, я придвинулся ближе, и Марина заметила это.

– Ты не сделаешь мне больно? – с усилием проговорила она.

– Я люблю тебя больше всего на свете. Как я могу причинить тебе боль?

После этих слов слезы хлынули из глаз любимой, и я поспешил обнять ее.

– Господи… Господи, Витя… Что с нами будет? – рыдала она, уткнувшись лицом в мое плечо. – Почему так все вышло?! Почему?!!

Я осторожно гладил ее по слипшимся волосам, успокаивая.

– Мне… тяжело говорить, – шмыгая носом, сказала Марина. – Плечо болит так, что я не могу терпеть… О боже… мамочка…

Она снова заплакала.

– Нас скоро найдут, – сказал я, глядя на очистившееся небо. Визгливо крича, над головой пролетело несколько чаек.

«Найдут? – усмехнулось существо внутри меня. – Лучше бы не нашли. Потому что вас разлучат навеки. Наслаждайся этими минутами, парень».

А ведь эта гадина права, с удивлением отметил я.

«Значит, я буду растягивать эти минуты до тех пор, пока это будет возможно».

– Я хочу пить, – сказала Марина.

Я уныло выглянул за борт, словно рассчитывая там увидеть плавающие бутылки с минералкой.

– Я тоже хочу пить, малыш. Но эта вода нас не спасет. Впрочем, когда станет совсем невмоготу, придется пить из моря.

– Меня стошнит, – угрюмо произнесла она.

Я ничего не ответил, незаметным движением подобрав нож, который Марина положила на дно лодки. Несмотря на сильный ливень, вода, скопившаяся на днище, была бледно-розового цвета. Чья эта кровь? Моя, Петра Сергеевича? Или моего любимого котенка Марины?

Какая разница.

Главное, чтобы любимая больше не задавала неудобных вопросов.

– Ты можешь грести? – с надеждой спросила она, и я кивнул.

– А куда плыть, знаешь?

– Конечно, – ответил я, выдавив обнадеживающую улыбку. – Вон, гляди. Восход солнца был там. Значит, берег… ммм…

Я наморщил лоб, изображая глубокий мыслительный процесс. Потом, словно осененный догадкой, ткнул пальцем наугад:

– Берег там.

Казалось, Марина была удовлетворена моими умозаключениями и, как следствие, принятым решением. Она слишком ослабла, чтобы спорить и настаивать на чем-то другом.

Поразмыслив, что управлять лодкой веслом в уключине будет крайне неудобно, я вырвал его и встал на корму лодки.

– Постарайся поспать, – посоветовал я, про себя отдавая отчет, что мое пожелание звучит как минимум глупо. Это все равно что советовать молиться человеку, который принял смертельный яд.

– Я хочу домой, – бесцветным голосом произнесла Марина. – Если ты меня любишь, отвези меня домой.

– Все будет хорошо, солнышко.

Морщась от боли, она съежилась в комочек, словно ей было холодно. Хотя на самом деле было уже достаточно жарко, притом что утро только начиналось. И я даже боялся думать, как мы переживем сегодняшний день. Потому что настоящий обжигающе-изнурительный солнцепек не за горами, укрыться от которого попросту негде.

Я принялся грести, делая вид, что внимательно всматриваюсь в даль.

Пусть она считает, что мы плывем домой.

Потому что на самом деле, по моим расчетам, наша лодка плыла все дальше и дальше в открытое море. И никакого желания возвращаться на берег у меня не было.

Я прекрасно знал, что меня там ждало.

* * *

Прошло несколько часов.

Я вяло бултыхал веслом, скорее для видимости, и Марина, похоже, вскоре это поняла. Она снова сорвалась в истерику, обвиняя меня во всех смертных грехах, на что я терпеливо объяснил ей, что моя простреленная рука (между прочим, простреленная ее папашей) болит все сильнее и мне тоже нужна передышка.

Солнце медленно, но неуклонно двигалось к зениту. И с каждой минутой огненные лучи этого пышущего пламенем шара проникали в поры моей воспаленной кожи.

Марине повезло хоть в одном.

По крайней мере, она была местной и уже успела загореть, а моя бледная кожа мгновенно покраснела, как панцирь брошенной в кипяток креветки, и малейшее прикосновение к ней вызывало раздражающую боль.

Раненая рука постепенно распухла, превратившись в бесполезное бревно, но я старался не обращать на нее внимания. Лишь ненароком задевая простреленную конечность, я чуть слышно скрипел зубами, сдерживая стон.

Марина надела на голову мою грязную майку.

Молодец.

Это хоть как-то защитит от безжалостных лучей.

– Витя, – сказала она, сощурившись. – Витя, кажется, я вижу землю.

Она вытянула трясущуюся руку, и я вгляделся в горизонт, расплывающийся в знойном мареве.

Ни черта там не было. Какая, в жопу, земля?!

Безбрежное море кругом.

Море без конца и края.

«Как дела, Таня? Трудно плыть в серной кислоте, да еще с одной ногой?» – осведомился омерзительный голос в моей голове, и я с досадой встряхнулся.

«Заткнись. Заткнись, ушлепок. И без тебя тошно», – приказал я.

– Ты видишь? – не унималась Марина. – Вон, берег! Скажи!

– Да, – соврал я. – Вижу.

– Ну, тогда, давай, греби! – визгливо выкрикнула она. – Что ты встал? Что ты встал, как тупой баран, я спрашиваю?!

Я покорно зашлепал веслом.

Если она хочет, я буду грести в этом направлении. Я буду грести в любом направлении. Все равно там ничего нет. Нигде ничего нет. Кругом одно море, куда ни поверни взгляд.

В какой-то миг я начал всерьез думать, что так было всю мою сознательную жизнь – раскаленное добела солнце и зеркальная, прозрачно-синяя гладь моря, посреди которой затерялась наша маленькая, неказистая лодка…

– Я хочу пить, – снова захныкала Марина.

– Попробуй морской воды.

Она зачерпнула ладошкой, глотнула. Выплюнула, поморщившись.

Мой взор опустился на руки.

Где-то там, под кожей, пролегали вены и артерии, миниатюрные тоннели, по которым безостановочно циркулировала кровь. Глядя на вспученные от напряжения вены, я почему-то вспомнил одну историю, когда заблудившиеся в пустыне путники, оставшись без воды, вскрыли глотку верблюду. Кровь бедного животного помогла путешественникам, чьи организмы были обезвожены в результате долгих скитаний.

Глупости.

Даже если я вскрою себе вены, Марина не будет пить мою кровь.