Кристмас - Александр Варго Страница 14

Деревня Чертовка, Воронежская область,

материалы, собранные участковым инспектором милиции майором Аникеевым Андреем Андреевичем,

Борис, весна 2000 г.

Участковый уехал, но спать не хотелось. Я подошел к окну и стал вглядываться в непроглядную ночь. Какое величественное спокойствие! Темнота и тишина. Только здесь, в глуши, можно ощутить единение человека с природой. Город с его бесконечной мелкой суетой, назойливым шумом не дает возможности человеку сосредоточиться. Не зря основная масса творческих натур предпочитала создавать свои шедевры среди естественной земной красоты, которая не отвлекает, а, наоборот, помогает постичь глубину мироздания. Стараясь как можно тише скрипеть старой лестницей, я поднялся на второй этаж и приоткрыл дверь в комнату, где спали жена и дочка. Девочка, естественно, побоялась в первую ночь спать одна на новом месте. Я спустился на цыпочках вниз и решил посмотреть, что же за материалы принес мне в огромной папке участковый. Чего там только не было! Вырезки из газет и журналов, копии протоколов допросов, отчеты и справки, фотографии… Причем встречались бумаги столетней давности, за которые какой-нибудь коллекционер– краевед заплатил бы приличные деньги.

Внезапно я услышал странный шорох, идущий откуда-то снизу. Я прислушался: звук напоминал нечто среднее между стрекотанием сверчка и грызущей что-то мыши. У нас в коммунальной квартире водились и те, и другие, и я мог с уверенностью идентифицировать подобные звуки. В конце концов, мало ли какая живность могла водиться в старом деревенском доме? Шорох то усиливался, то затихал, и мне стало немного не по себе. Проверить или нет, что там?

После недолгой внутренней борьбы с самим собой я решил отказаться от этой затеи и погрузился в изучение архива участкового.

«Дул промозглый ветер, срывая остатки одежды с полуголых берез, росших неподалеку. На востоке небо брезжило свинцовым рассветом. Около круглого столика, на котором мерцала свеча, сидел закутанный в серый плащ молодой человек. Вдалеке зацокали копыта, он поднялся и, прежде чем выйти из дома, пристально посмотрелся в зеркало с резной позолоченной рамой. Оттуда на него смотрело печальное бледное лицо, обрамленное завитками черных кудрей. Молодой человек развернулся и стремительно вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Он открыл черную, слегка поцарапанную дверку кареты и прыгнул внутрь. Там уже находился мужчина в темной накидке и цилиндре. Мужчина наклонил голову в знак приветствия, хлопнул рукой, затянутой в перчатку, по стенке, и карета рванулась вперед».

Так мне представилась картина, когда молодой гвардейский офицер, потомственный дворянин Борис Сергеевич Чертов, ранним ноябрьским утром ехал на дуэль. Я подошел к стене и снова посмотрел на старую фотографию, потом заглянул в зеркало. Удивительное сходство еще более поразило меня. Единственное отличие заключалось в том, что я стригся очень коротко и не носил модные в те времена бакенбарды. Лица были очень похожи, да и имена мы носили одинаковые. Из статьи в «Губернских новостях» нельзя было понять, почему Чертов только лишился офицерства и дворянства, а не отправился на каторгу. Его лишь сослали из Петербурга в глухомань, маленькое имение, доставшееся ему по наследству от сумасшедшего отца. Можно предположить, что у августейшей особы в день судебного разбирательства были именины.

Я бережно держал пожелтевший ветхий листок, боясь, что он рассыплется от неосторожного прикосновения. В статье, называвшейся «Таинственные события в деревне Чертовка» была дана краткая предыстория появления здесь местного барина.

Дальше начиналось самое интересное. Со слов знакомого краеведа я полагал, что местные крестьяне бунтовали, а они, оказывается, отправили тайком ходока к самому генерал– губернатору с просьбой защитить их от барина.

Когда приехал урядник с солдатами, то все крестьянские избы были пустыми, кроме одной, где жила какая-то безумная старуха. На улице стоял декабрь, и в холодных домах в люльках лежали заиндевевшие от мороза трупики детей. Самого барина нигде не нашли. Зато в доме находились уже окоченевшие трупы его жены и дочери. Далее между солдатами случился какой-то конфликт, и они друг друга перебили. Дело закончилось тем, что местные власти дом опечатали, и он долгое время стоял пустым.

Вот еще интересная статейка. Называется «Игра в преферанс с дьяволом». Передо мной вырванная страница из журнала «Нива». Всматриваюсь в год, пропечатанный мелким шрифтом внизу листка. Судя по всему, то, что здесь излагается, произошло уже лет через тридцать после Чертова. Интересно, откуда у Аникеева такие материалы? Он что, по библиотекам рыскал и тайком странички вырывал? Ладно, читаю…

«…Мы ехали на перекладных и остановились на станции Горино, чтобы сменить лошадей, отдохнуть и поужинать. В казенной избе, кроме нас с товарищем, людей молодых, остановились и два господина преклонного возраста. Одному из них, отставному майору и известному в своих кругах преферансисту, накануне удалось сорвать большой куш. Он послал человека в местный магазинчик, и шампанское полилось рекой. Как само собой разумеющееся, прозвучало предложение сыграть в преферанс. Мы расписали пульку до десяти, по копеечке за вист, и, играя, вспоминали разные истории. Майору опять везло, и он, будучи изрядно подшофе, рассказал, что неподалеку, верстах в десяти отсюда, есть деревенька со странным названием Чертовка, принадлежавшая когда-то его другу, дуэлянту и гуляке. Там приключилась какая-то таинственная история, и об этом месте ходили престранные слухи.

– Господа, – сказал бывший военный, – а не навестить ли нам деревеньку? Ночь-с, чертовщина разная, как у Гоголя. Распишем там партию, и будет что вспомнить. Кутить так кутить-с, ямщику плачу я.

Шампанское стучало в висках, барышень здесь не было, а нам хотелось каких-нибудь приключений. Кроме того, никто не захотел выказать себя трусом.

Из пяти ямщиков, бывших на станции, согласился поехать самый молодой, и то за огромные деньги – рубль серебром.

Стояла зима, дорогу занесло, и лошадь медленно шла по глубокому снегу. Ямщик стал опасаться, что кобыла сломает себе ногу, и хотел повернуть обратно, но разгулявшийся майор накинул ему еще двугривенный. Темная, пустая деревня и манила, и пугала. Шампанское стало выветриваться, и я, постепенно трезвея, уже начинал упрекать себя в легкомыслии.

Еще издалека мы увидели, что в барской усадьбе мерцает какой-то огонек.

– Странно, – сказал майор, зябко поднимая воротник длинной медвежьей шубы. – Доподлинно известно, что здесь никто не живет.

Ямщик размашисто перекрестился, потом вынул из-за пазухи крестик и поцеловал. Лошадь начала взбрыкивать и ржать, мотая мордой и кося испуганными глазами.

Высокие деревянные ворота открылись при нашем приближении сами собой. Никто не захотел идти первым. Майор огляделся, тоже осенил себя крестным знамением и пошел к крыльцу.

Дверь в дом была не заперта. В гостиной с шипением горели свечи в канделябрах, крышка пианино была открыта, как будто кто-то недавно музицировал. На столе, покрытом зеленым сукном, лежали карты, листок бумаги с расчерченной пулькой. В бокалах искрилось и пузырилось шампанское.

Конец ознакомительного фрагмента