Темная материя - Питер Страуб Страница 15

— Кстати, а чем он занимается, когда не с нами? — спросил маленький Говард.

— Бродит туда-сюда, — ответила Минога с едва уловимой ноткой горечи. — Вчера вечером, к примеру, ходил ужинать в «Водопад». Я в курсе, потому что он брал меня с собой.

Не в силах сдержать волнение, Говард спросил:

— Спенсер водил тебя на ужин в «Водопад»?

Это один из лучших ресторанов в Мэдисоне. Молодой Говард полагал, что никто из их банды, в том числе и он сам, даже не видел, как это заведение выглядит изнутри.

— Я собиралась тебе рассказать. — Минога поерзала на стуле. — Все было хорошо, поскольку я начала успокаиваться.

Странно, подумал Говард, никогда не видел Миногу более беспокойной, чем сейчас.

— Что ела?

Минога пожала плечами:

— Рыбу какую-то. Он заказал стейк.

— А зачем он пригласил тебя на ужин? С чего вдруг? Он ведь живет у меня в подвале.

— Да он поцапался с Мередит, или что-то в этом роде, и позвал меня. Я согласилась. А как я должна была ответить? Извини, если ты ревнуешь, Гути, но так уж получилось.

— Не ревную я, — сказал Говард, потупив взгляд. — Как ты папу-то уговорила, чтоб отпустил?

— Он даже не заметил, что я ушла.

— Понятно.

— Я к тому, что все наши папаши — козлы, но твой еще ничего.

— Конечно, не тебе же жить с ним, — сказал Говард.

Он вспомнил утренний взрыв ярости и возмущения по поводу пропажи одного «семейного» пакета чипсов «Лэйз» из коробки, в которой их предполагалась как минимум дюжина. Оттого, что Спенсер Мэллон открыл коробку и стянул чипсы, у Говарда похолодело в животе.

Глубоко в душе Говард Блай тосковал по беззаботным дням до появления Спенсера Мэллона, когда никто не воровал пакеты с чипсами, никто не крался по дому среди ночи, чтобы спуститься в подвал и рухнуть полупьяным на матрас, который каждое утро надо убирать куда-нибудь с глаз долой. Теперь Спенсер Мэллон умудрился испортить его отношения с Миногой, а это очень серьезно.

— А болтали о чем?

— Да у него особого желания болтать не было. Он сказал, что от моего присутствия ему теплее на душе.

— Фигня какая-то… — проговорил Говард, в ужасе от зарождающегося подозрения, что это вовсе не «фигня».

Минога напугала его, разразившись потоком слов, вылетавших так стремительно, что он едва успевал улавливать смысл.

— А у тебя не возникало ощущения, что Спенсер в последнее время будто сам не свой? Я уже просто не знаю, как его воспринимать. — Непонятное выражение промелькнуло на ее лице. — Я ничего не понимаю. И мне совсем не в кайф. Что, например, случилось с Мередит? Хотя что толку тебя спрашивать…

И тут же, будто не было этой вспышки, она обернулась к Гути:

— Если хочешь знать, что я думаю, скажу: он козел!

— Мне кажется, он чем-то напуган, — сказал Гути. — Может, переживает: получится, нет, что он там задумал.

— А если не переживает? Он занимается этим не первый год.

Вот она, будто цветок, распустилась перед ним — горечь, которую чуть раньше уловил Говард.

— Если хочешь знать, единственные великие потрясения в этой стране касаются Вьетнама или гражданских прав. Спенсер Мэллон не имеет никакого отношения ни к тому, ни к другому.

Гути не нашел слов для ответа.

— И еще. Даже в своем деле он не так уж хорош. Явился сюда, чтобы сколотить себе группу из толковых студентов колледжа, а кто в итоге крутится вокруг него? Четверо тупых десятиклассников, плюс два, всего два, сопливых студента, причем оба малость не в себе, особенно Кит Хейвард.

— Ты забыла Мередит Брайт, — напомнил Гути. — И ты не тупая, Минога. Не гони.

— Хорошо, Мэллон якшается с тремя тупыми десятиклассниками, двумя извращенцами и блондинкой, которые за чистую монету принимают всю лапшу, что он вешает им на уши.

— Слушай, Минога, — сказал Говард, надеясь восстановить их прежнюю уверенность. — Мы с тобой верим в него, как раньше. Ладно, Кроха мечтает, чтобы Мэллон усыновил его, а Ботик — остаться его телохранителем до конца своих дней или что-то вроде того, но у нас-то все по-другому? Из-за нас Мередит вернулась в «Жестянку», она хотела поговорить с нами. С нами. А Кроха и Ботик, они просто запали на Спенсера, он как бы ответ на их молитвы, что ли, но ты и я — мы просто любим его, и все. Мы даже смотрим на него не так, как они. Я же вижу, как ты смотришь на него, Минога, и понимаю. Ты же сделаешь все что угодно, что бы он ни попросил, верно? Что угодно.

Минога кивнула, на ее лице отразились чувства, слишком сложные для Говарда. На секунду он даже подумал, что она расплачется, и неподдельный ужас охватил его.

— Нет, правда, что случилось в ресторане? Он обидел тебя?

Минога соскочила со стула. Дискуссия закончилась.

* * *

А на следующий день после собрания в подвале Говарду показалось, что он видел странное существо — агента, из тех, которые следовали за Мэллоном по улицам Остина.

Будто бы источаемая порами тела, резкая вонь из страшного сна расползлась по комнате, омрачая и пороча все вокруг. Сгущались тени. Вода низвергалась потоком из крана, тюбик зубной пасты словно разбух от возмущения, когда его сжали. Во рту ощущался привкус крови, а не «Колгейта». А в спальне бурлящий в организме яд отравил вид из окна — вид на унылую улицу, протянувшуюся узкой ровной матовой полоской над ревущей пустотой.

Была суббота, наконец-то.

Говард натянул джинсы, просунул голову в ворот яркой футболки, обул мокасины. Сегодня репетиция. Переполненный возбуждением, страхом и нетерпением, он схватил на кухне хворост и полпинты молока и выскользнул через заднюю дверь еще прежде, чем впился зубами в печенье. Сбегая под уклон от Стейт-стрит, Горэм-стрит выглядела столь же пустынной: неработающие лавочки, свободные парковочные места перед закрытыми магазинами.

Его жуткий сон отравлял все, на чем бы ни задерживался взгляд. Жирные змеи извивались в глубоких тенях сточных желобов. Хворост, по идее сладкий, хрустящий снаружи и мягкий, как пирожное, в середине, раскрошился во рту пресной штукатуркой.

Долгие, как показалось, часы ему снился Кит Хейвард, ведущий машину через ночную пустыню. Вдоль дороги тянулся низкорослый кустарник, изредка перемежающийся, как знаками препинания, высокими свечками кактусов. Горячий воздух из сна, лишенный влаги, дул на спящего. Студент колледжа, такой же симпатичный, как студенты по обмену из Швеции, изредка заглядывавшие в «Жестянку», развалился на пассажирском сиденье красной спортивной машины. И имя у него было неправдоподобное — Мэврик Маккул. Если тебя зовут Мэврик Маккул, особенно если у тебя внешность студента из Швеции, все девушки, даже такие, как Мередит Брайт, будут околачиваться на тротуаре в надежде, что ты пройдешь мимо их дома.