Живые зомби - С. Дж Браун Страница 16

После воскресной прогулки и прощального поцелуя мы с Ритой еще не встречались, и мне немного неловко. Не знаю, как вести себя и что промычать. К тому же меня мучает чувство вины: на кладбище я не могу не думать о Рейчел. Я бы хотел, чтобы напоминание о жене было несколько иным, но тут уж ничего не поделаешь. Впрочем, когда Рита останавливает на мне свой взгляд и улыбается, чувство вины отчасти проходит.

Отдав дань памяти сестре Тома, идем за Хелен к могиле ее матери. Том опять спотыкается и падает на другое надгробие, отчего швы на его правом плече рвутся, и рука безвольно повисает. Джерри и Рита все хохочут, и им приходится сильно постараться, чтобы сдержать смешки, когда Хелен объявляет минуту молчания в память о матери: бедняжка скончалась от сердечного приступа в кабинке туалета в универмаге «Мейсис».

Покончив и с этим делом, следующие сорок пять минут мы ходим по могилам недавно усопших — не столько отдать дань, сколько удостовериться в том, что они мертвы.

Стоит ли говорить, что некоторые умершие воскресают после погребения, поэтому одна из целей «кругосветки со смертью» — отыскать могилы тех, кого недавно проводили в последний путь, и проверить, нет ли признаков, что не так уж мирно они упокоились. Об этом могут свидетельствовать стук, крики, плач или истерический смех.

Распознать такие сигналы непросто, ведь между нами шесть футов земли, двенадцатидюймовый слой мрамора и бетона да вдобавок гроб — его делают из древесины твердых пород. Однако все мы, зомби, находимся на одной духовной волне, это и позволяет нам услышать то, чего живые предпочитают не замечать.

Люди, как правило, не так чутки к воскресшим, отчего и не обращают внимания на их призывы о помощи. А даже если и обратят, то вряд ли откликнутся — эксгумация стоит дорого, а уж позора натерпишься…

Сегодня ни одного воскресшего среди захороненных не находится. И неудивительно. В среднем оживает лишь один из двухсот трупов. Если в округе Санта-Крус в год умирают четыре тысячи триста человек, то число зомби среди них составит дюжины две. С большинством это случается еще до окончания похорон. Очень редко, но бывает, что из гроба встают прямо во время службы.

Так произошло с Джерри.

Его друг снял все на камеру и продал в передачу «Самое забавное видео о зомби». Джерри приносил кассету на одно из собраний.

Обычные похороны. За трибуной сдавленным, но уверенным голосом произносит речь священник. Кто-то всхлипывает. Гроб закрыт и украшен цветами, вокруг расставлены фотографии. Неожиданно один из венков съезжает вниз, крышка медленно открывается. Раздаются возгласы, охи и ахи, гремят стулья, на экране мелькают перекошенные от ужаса лица. С криком «Боже милостивый!» священник отшатывается от трибуны и чуть не падает. В гробу сидит Джерри. Он снимает с глаз накладки, вытаскивает из-под век ватные тампоны и, беспрестанно моргая, окидывает взглядом помещение.

Камера приближается и снимает его крупным планом: щеки красные и ободранные, на голове марлевая повязка. За кадром слышны причитания его отца. Джерри хлопает глазами и трясет головой, еще раз оглядывает зал и гроб, затем поворачивается и говорит прямо в объектив: «Чувак, у тебя моя камера?»

Поскольку предполагалось, что служба будет проходить при закрытом гробе, в бюро ритуальных услуг решили не зашивать Джерри рот. Так везет не всем. Мне достался перфекционист. Настоящий буквоед — не упустил ни одной детали. Утрамбовал все полости моего тела ватой, пропитанной специальным гелем, утянул тело в облегающий пластиковый корсет — он предотвращает утечку биологических жидкостей. Я потратил уйму времени, чтобы снять с себя эту чертову штуковину.

— Хорошо, — произносит Хелен, когда мы все собрались за главной усыпальницей. — Теперь пусть каждый побудет десять минут наедине с самим собой. Освободитесь от плохих мыслей, выкиньте из головы все предубеждения относительно того, кто вы есть, и войдите в контакт со вселенной. Отпустите свой разум. Не удерживайте его. Позвольте себе прочувствовать мгновение и просто быть.

Порой я задумываюсь, что за колеса принимала ее мать во время беременности.

Мы расходимся в разные стороны, а Хелен стоит у усыпальницы и наблюдает за нами, как дежурная на школьном дворе во время большой перемены. Мгновение — и всех поглощает темнота, только где-то справа от меня тлеет огонек сигареты Наоми.

Пытаюсь следовать совету Хелен, отбросить все мысли и сосредоточиться на пустоте. Не получается. Не могу думать ни о чем, в голове только Рита и Рейчел. Рейчел и Рита. С одной я провел десять лет своей жизни, с другой — десять минут в фургоне службы отлова бродячих животных. Одна благоухала лавандовым мылом и дорогими духами. От другой слегка несет разлагающейся плотью. Одна — мертвая и холодная, другая — ожившая горячая штучка.

Не думал, что когда-нибудь мне придется выбирать между такого рода взаимоотношениями.

С одной стороны, я помню обещания, которые мы с Рейчел давали друг другу, и тоска по ней все еще нет-нет да нахлынет на меня. С другой стороны, я осознаю, что нас разделяет нечто большее, чем смерть. Нас разделяет целая культура. Класс. Та разница, которая существует между живыми и воскресшими. Даже если бы Рейчел выжила, мы не смогли бы остаться парой. Между нами встали бы вопросы воспитания дочери: живые не склонны советоваться в таких делах со своими воскресшими супругами. По крайней мере это облегчает ситуацию: чувства не задеты, и не нужно делать выбор.

Впрочем, я понимаю — это не совсем так. Выбор делать придется. Моя жена мертва, лежит под шестифутовым слоем земли, а Рита здесь. Она воскресла, и она не живая. Такая же, как я. Как у всех воскресших, мои возможности завести отношения очень ограничены. Никогда не бывал на тусовках для одиноких зомби, но слышал — содом там творится еще тот.

Бессонными ночами в ушах до сих пор звенит голос матери, высокий и неуверенный. В день, когда меня привезли домой, она стояла в дверях винного погреба и, зажав полотенцем рот и нос, спрашивала: «Чего… ну чего ты хочешь, Энди?»

Я хочу, чтобы мне вернули жизнь, вот чего я хочу. Все, что у меня было и чего меня лишили. Все, что мне теперь запрещают. Но больше всего я хочу, чтобы у меня был кто-то, к кому я мог бы прижаться ночью, кто утешил бы меня, когда пустота, горе и тоска давят, как стенки гроба. Кто-нибудь вроде Риты.

Неожиданно мои попытки оправдать романтический интерес к кому-то, кроме жены, прерываются женским криком.

Если кричит живой, работают только глотка и легкие. Основное усилие рассредоточивается, как затихающий свист чайника. Крик зомби похож на вопли спаривающегося енота — обкурившегося анаши и весящего фунтов сто пятьдесят.

Это был крик зомби. Впереди от меня и чуть слева. Огонек сигареты Наоми несколькими минутами раньше я видел справа. Хелен осталась около усыпальницы. Значит, Рита.

Доносится еще один крик. Слышно, как Рита сопротивляется, и смеются живые. Потом голос Тома: «Эй, а ну оставьте ее!».

Под приближающиеся голоса других членов группы ковыляю мимо могильных камней, а Том снова кричит — на этот раз в отчаянии.