Магистр - Сергей Арзуманов Страница 17

Завмаг подбежала к Андрею и начала его трясти:

— Вы понимаете, все продано, это успех, оглушительный успех.

Андрей был удивлен такому странному успеху. Он даже немного приуныл, когда услышал голос Магистра:

— Ну, что вы, мой друг, разве можно грустить, такой успех, завтра будет еще лучше.

— Такой ценой, — опустошенно сказал Андрей.

— Победителей не судят, и потом — вы написали для них правду.

— Я уже не уверен, нужна ли им моя правда.

Магистр рассмеялся:

— Дорогой мой, у вас нет своей или не своей «правды», она одна на всех.

Потом подумал и произнес:

— Хотя люди и сами не знают, что им принадлежит. Ну да ладно, первый опыт вы получили, теперь, надеюсь, вы знаете, что они хотят от вас услышать. Будьте готовы к тому, что люди сами не знают, что им нужно. Вы должны говорить понятным для них языком, все эти «правды» и «истины» пугают людей.

— Как это не знают, что им нужно?

— А вот так, им нужны поводыри, которые скажут, что им нужно делать и куда идти, вот вы и есть поводырь.

Такого мощного откровения Андрей точно не ждал. Жизнь стала усложняться в геометрической прогрессии. Вчера он был всего лить писака-неудачник, а теперь он «поводырь человечества». Такие перемены были слишком болезненны, но Андрей понимал, что теперь его жизнь будет другой, в одночасье он стал звеном чего-то, что никогда не зависело ни от обстоятельств, ни от воли людей.

10

Проснувшись на следующее утро после презентации, Андрей чувствовал себя, как ни странно, очень хорошо. Он почти ничего не сказал, был сдержан и краток. Он поставил более тысячи автографов, и это только в одном магазине и только за один вечер. Люди, простые люди начали читать его книгу. Он даже забыл про иностранца, который так лестно высказался о его книге.

Андрей умылся и сел завтракать, как тут же услышал:

— Приффествую вас, о великий русский писатель.

Андрей увидел перед собой Любезного в дорогом европейском костюме и в очках.

— Постойте, так значит, вчера этим иностранным господином были вы, — прокричал Андрей, — точно, как я сразу вас не узнал.

— Почему вчера, я и сегодня иностранный господин в дорогом костюме.

— Да, мой друг, Любезный справился как ни когда кстати, — спокойно констатировал Магистр.

— Да, вот кому Андрей был обязан началом своей известности.

— Так значит, это вы…

— Конечно, — тихо сказал Любезный, — мы уж точно знаем толк в русских писателях.

— Полагаю, вы довольны — тихо произнес Магистр.

— Доволен ли я, да я…

— Как вам общение с читателями?

— Грустно.

— А ведь я вас предупреждал.

— А что же делать?

— Кто знает, мой друг, кто знает.

На первой же литературной конференции, устроенной Магистром, Андрей провалился, не зная, что говорить. Он слишком много времени провел наедине с собой, чтобы вдруг сразу начать пони-Мать, что же хотят от него услышать люди.

— Ладно, — сказал Магистр, — придется мне ходить с вами на приемы и учить вас общению с этим миром.

Андрей одобрительно кивнул.

— Запомните, мой друг, вашего мира больше нет, — нет писателей, нет критиков, нет никакой общественности. Есть только вы и читатель. Простой читатель, который хочет знать только одно — где его личное счастье. Особенно женщины. Нигде в мире женщина так не уязвима, как здесь. Она хочет знать, когда ее постигнет любовь, и главное — сможет ли она понять, что это любовь и есть.

— Почему?

— Хороший вопрос, когда вы начнете общаться с людьми, вы поймете. Любовь — это загадочное чувство, оправдывающее бессмысленную вереницу событий в жизни каждого человека.

Скоро по Москве поползли слухи о загадочном продюсере писателя Варфоломеева, который всегда в черном и всегда молчит. Столица, привыкшая к продюсерам музыкальным, была удивлена, что у малоизвестного писателя вдруг появился такой могущественный патрон. Большая Москва еще больше недоумевала, что никто не знал, откуда взялся этот продюсер и почему он никогда ничего не говорит. Эта таинственность разжигала интерес к Варфоломееву еще больше, чем если бы все центральные газеты вопили о его исключительности. Хотя и газеты не безмолствовали.

Оставшиеся по какому-то странному, не рыночному недоразумению литературные критики пытались хоть как-то оправдать современную литературу. Упадок в виде бытописательства стал основным мейнстримом, сметая все на своем пути к инстинктам человека. Импотенция в литературе дала богатую пищу для размышлений о былом величии русской литературы и ее закономерном упадке.

В русле последних подводных литературных течений популярное литературное ток-шоу ангажировало Варфоломеева для беседы.

— Итак, друг мой, говорите свою правду, но только уверенно. Вы не должны сомневаться в правоте произносимых вами слов, ведь вы несете людям откровение, — напутствовал его Магистр.

Андрей не совсем ясно понимал, что за откровение он должен принести людям, но уверенность Магистра перешла и на него, и он согласно боднул головой.

Каждый вечер Андрей стоял перед зеркалом и представлял себя тем самоуверенным и всемогущим лицом, которое смотрело на него с рекламного щита напротив его окон. Он должен быть похож на своего двойника с рекламы.

Воскресным вечером Андрей был приглашен на запись передачи. Неутомимые ведущие, заготовившие сотню традиционных вопросов, начали свою псевдолитературную атаку.

Люди, пытавшиеся вытянуть из Андрея смысл его литературного труда, давно потеряли ощущение литературы и спорили о ней как субъекты всемирного рынка потребления. Их больше всего волновала востребованность книги, а не ее содержание. Форма, а иначе, формат стал важнее содержания. Книга должна была легко читаться в метро, в среде среднего менеджмента и быть легко и беззаботно выброшенной в первую попавшуюся урну, причем размер книги должен был быть немного меньше поперечного сечения среднестатистической городской урны.

В один из вечеров Андрей стоял около зеркала и рассматривал свой первый в жизни смокинг. Андрей всегда питал слабость к хорошей одежде. И даже сегодня у его был весьма внушительный гардероб костюмов. Но смокинга не было никогда. Смокинг был кодом, пропуском в высший свет, пропуском туда, куда Андрей не мог стремиться и в мечтах. Но теперь он рассматривал этот костюм с тщательностью портного.

Магистр сказал, что он должен привыкать К этому костюму как к своей второй коже. Андрей изумлялся тому, как выверены были все линии покроя, но больше всего его поражал широкий алый пояс, туго опоясывающий его талию. Он растворился в собственном изображении, как вдруг из зеркала появился Магистр и быстро заговорил: