Мой друг бессмертный - Анна Гурова Страница 17

— Кстати, я не понял, почему ее нельзя убивать. Если она так тревожит шефа, давно бы уж…

— Не знаю. Приказ есть приказ. Он сказал — нельзя допустить, чтобы она умерла. Если она погибнет, немедленно отправитесь вслед за ней. Оба, — со значением добавил он.

Человек в камуфляже беспечно пожал плечами.

— А то я там не бывал. Напугали черта преисподней.

— А я туда не тороплюсь, — резко ответил Тиль.

— Боишься смерти?

— Не смерти, — сквозь зубы ответил Тиль, сбавляя скорость. — Возмездия.

Он крутанул руль влево, игнорируя сплошную разметку. Машина свернула с Каменноостровского на набережную Карповки и вскоре остановилась напротив роскошного дома в стиле модерн.

— Приехали, — сказал Тиль.

Закончились каникулы и, вместе с ними, Лешкин вынужденный отдых. Так вышло, что первый учебный день пришелся на пятницу. Ни то ни се — некоторые вообще в школу не пошли, и им потом за это ничего не было. А Лешка решил пойти, потому что ему страшно надоело сидеть дома.

Гимназия, которую посещал Лешка, была одной из лучших в районе. В свое время родители потратили немало усилий и средств, чтобы его туда запихать, но дело того стоило. В гимназии училась только элита. Когда-то это была обычная районная школа, но после того, как ее полностью перестроили» она превратилась в помпезное здание, больше похожее на бизнес-центр или банк, как будто напоминая ученикам о тех местах, где им предстояло трудиться в будущем. Обязательная школьная форма тоже напоминала покроем деловой костюм. Перед школой располагалась собственная парковка, прямо как в американских фильмах; здание было окружено изящной кованой решеткой, перед входом на посетителей смотрели видеокамеры, а внутрь пускали только по пропускам.

Народу набралось едва полкласса, поскольку многие на каникулы куда-нибудь уезжали и еще не вернулись, да и у остальных настроения учиться пока не появилось. Лешке обрадовались; на первых уроках он только и делал, что рассказывал приятелям о том, как попал под машину (без мистики, разумеется). А к последнему уроку почувствовал, что притомился. Впрочем, урок был не самый важный — отечественная история. Лешка лег грудью на парту, положил голову на руки и уставился сонным взглядом в окно. В голове у него что-то шумело, из-за чего слова учителя долетали как бы издалека.

Учителя истории звали Иван Данилович. Большинство учителей средних и старших классов гимназии принадлежали к мужскому полу, чем особенно гордилась директриса. Иван Данилович был сухощавый блондин лет сорока со спокойными голубыми глазами, нарочито тихим голосом и манерами джентльмена. Лауреат всевозможных педагогических конкурсов, он принципиально не пользовался учебниками и работал по собственной авторской программе. Уроки, как в каком-нибудь институте, проводил в виде лекций и дискуссий. Ко всем ученикам, даже шестиклассникам, Иван Данилович обращался на «вы». Лешка долго не мог к этому привыкнуть, и многие другие ученики тоже. Поначалу они даже проверили историка на прочность, считая его неизменную вежливость признаком трусости и мягкотелости. Историк, однако, проверку прошел. В отличие от многих других учителей, которые, видя перед собой детей известных в городе родителей, начинали вести себя как обслуживающий персонал, лебезить и прогибаться. Такие учителя в гимназии не задерживались.

— Что такое царская власть? И чем она принципиально отличается, допустим, от власти президентской? Или от власти королей Западной Европы? Отличий можно насчитать множество, но главное, принципиальное — это ее религиозная основа. В идеале царь — не только верховный правитель, но и предстоятель за свою страну перед Богом, отвечающий за нее собственной душой. Иначе говоря, царская власть — это власть при поддержке Бога. Или богов. Нечто подобное имело место в Японии — император, чей род официально происходил от богини Аматэра-су, являлся посредником между страной и ее богами-покровителями. Когда после поражения Японии во Второй мировой войне император Хирохито публично отрекся от своего божественного происхождения, народ пришел в ужас — это означало, что от Японии, в свою очередь, отвернутся ее боги.

А теперь обратимся к изучаемому нами отрезку российской истории и подумаем — а применима ли эта концепция царской власти к Петру Первому?

Иван Данилович говорил монотонным, усыпляющим голосом, задумчиво глядя поверх голов. Казалось, он разговаривает сам с собой. Однако ученики напряженно записывали. Все знали, что ни в каком учебнике этого не найдешь, а на четвертных и годовых контрольных будет спрошено по полной программе.

— Безусловно, идея служения государству лежала в основе всей деятельности Петра… Однако складывается впечатление, что под государством царь Петр подразумевал лично себя. Несмотря на то что мировоззрение царя было безусловно мировоззрением западноевропейского человека, со всем его практицизмом, меркантилизмом и стремлением быть технократом, он буквально понимал выражение «царь-батюшка» и воспринимал своих подданных как неразумных детей, которых надо вразумлять, наставлять и наказывать. Как любые дети, права на собственное мнение подданные не имели. Полагая себя единственным носителем истины: «Только я знаю, что нужно народу», — Петр карал недовольных и перекраивал государство по своему вкусу, убежденный, что действует ему на благо. С этой точки зрения он был воистину отцом государства. Но никто не будет спорить — он был жестоким отцом. А что касается религиозной основы власти — здесь картина еще более противоречивая… Алексей Завьялов!

— А? — Лешка вскинул голову.

— Вы что, уже все записали? Так быстро?

— Я не могу писать, — вывернулся Лешка. — У меня было сотрясение мозга с нарушением зрения. Я потом с кого-нибудь перепишу.

Иван Данилович взглянул на него с сомнением.

— Тогда хотя бы слушайте. Всё, что я сейчас рассказываю, мы так или иначе затрагивали в прошлой четверти. На экзаменах никаких поблажек не будет.

Историк окинул взглядом класс.

— Чувствую, есть необходимость оживить в памяти пройденное. Как насчет небольшой дискуссии по эпохе Петровских реформ?

Все с облегчением отложили ручки и закрыли тетрадки. Класс тихо загудел.

— Тема… М-м, давайте возьмем что-нибудь конкретное. Скажем, основание Петербурга. Нам нужны обвинитель и оппонент. Есть желающие?

Желающих, разумеется, не оказалось.

— Тогда будем назначать. Обвинителем будет… допустим, госпожа Кравченко.

Машенька Кравченко, похожая на игрушечную бизнес-леди, невозмутимо поднялась с места. Тему она знала неплохо, и к тому же, чтобы получить за дискуссию оценку ниже четверки, надо было особенно постараться.

— Защитник — вы, спящий господин Завьялов.

Лешка испустил вздох, напоминающий стон.

— Прежде чем приступать, освежим в памяти некоторые события начала восемнадцатого столетия, — заговорил историк. — Главные политические приоритеты?