Не оглядываясь - Мария Галина Страница 18

Я потрепал его по голове и снова занялся починкой забора, в какой-то момент отметив, что вколачиваю в землю колья с удвоенной, яростной силой.

* * *

Лунный квадрат лежал на полу, медленно переползая с одной половицы на другую. За окном шумел лес.

Зря я вернулся на Землю.

Любой ныряльщик мечтает оказаться на Земле. Пройтись по траве, полежать на берегу. Есть десятки миров, пригодных для жизни, но там все чуть-чуть другое. Свет, тяготение, сам воздух… А ныряльщик жаждет очутиться там, откуда когда-то ушел в глубокий поиск. И думать забывает о том, что Земля – это еще и люди. Что к звездам ушли лучшие. Самые энергичные, самые смелые. Идеалисты, мечтатели, пассионарии.

А остались обыватели. В глубоком поиске ныряльщик вообще редко думает о людях – больше о небе, траве и деревьях.

Ностальгия – страшная штука.

И не лечится.

Как же должен страдать аргус, подумал я, он-то ведь в чужой среде, в абсолютно чужой среде, кроме меня у него ничего здесь нет, не за что держаться… Мы улетим отсюда, улетим в другой мир, не такая уж большая жертва по сравнению с той, что выпала ему. Я думал, если мне будет хорошо, я смогу как-то передать это ему, чтобы и ему было тепло, хорошо и покойно…

Я осторожно, чтобы не разбудить женщину, тихонько посвистывавшую рядом, встал с постели, пересек комнату и подошел к аргусу, лежащему на своем матрасике в углу комнаты. Сейчас, в темноте, он действительно очень походил на собаку. Вытянутые лапы тихонько подрагивали. Ему что-то снится? Что он у себя, среди сородичей, бегает по равнине, расцвеченной чудными красками, недоступными незрячим людским глазам? Нет, скорее, что-то плохое – я ощущал смутную тревогу, тоску… почти ужас.

Я присел на корточки и положил руку ему на затылок.

– Что ты, что ты? Успокойся…

Обычно мне удавалось его как-то отвлечь, разбудить, но сейчас, когда его голова приникла к моей ладони, тревога только усилилась.

Он вскочил, побежал к двери. Вернулся обратно. Несколько раз боднул меня головой.

Что-то не так…

Запах дыма.

Он просачивался сквозь щели окна, и свет снаружи уже не тек ртутью и серебром, а был багровым… Я-то думал, это луна заходит.

На корабле я бы среагировал раньше. Я не ждал от Земли никаких подвохов, иначе не позволил бы себе расслабиться.

Небьющееся пластиковое окно было чем-то подперто снаружи; глотая дым, я добрался до двери на веранду, толкнул ее – заперта. Разумеется, тоже снаружи. Я активировал «болтушку» и вызвал сразу пожарную команду и полицию.

Никакой реакции.

Дым царапал горло. Я бросился к кровати, но она уже проснулась и теперь сидела, свесив ноги, кашляя и держась за горло.

Я вновь метнулся к окну – на подоконнике стоял кувшин с цветами, я еще ругал ее за это смешное пристрастие к букетам – не люблю смотреть на умирающие цветы; вытряхнул букет и вылил воду на рубаху. Разорвал рубаху надвое, приложил ей ко рту, взял ее руку, прижал, потом побежал к аргусу.

Я обмотал мокрой тряпкой его безглазую голову; у аргусов немножко все не так, другой обмен, я не знал, как он переносит дым – легче, чем я? хуже?

Только тогда я ощупью нашел крохотную душевую; открыл кран – кран зашипел, выплюнул ржавую струю и затих. Но в ведре под умывальником была еще вода, просто так, на всякий случай, потому что старенький насос время от времени выкидывал всякие фокусы. Я плеснул воды себе в лицо, намочил еще полотенце и вернулся в комнату.

Дверь была приперта основательно. Они хорошо постарались.

Я присел на корточки и охватил аргуса за шею. Женщина на кровати что-то показывала рукой, другой прижимая ко рту мокрое полотнище. Клочья дыма плавали по комнате, точно сизые медузы.

Я убрал фильтр от лица и сказал:

– Что?

И тут же закашлялся.

Она вскочила, отбросила ногой плетеный половик. Открылся лаз в подпол. Она умоляюще глядела на меня. Я взял за кольцо и дернул.

* * *

Мы осмотрели несколько таких вот домиков, на отшибе, чтобы природа, и вода, и лес, и сад… Этот ей понравился. Другие – нет. Он старинный, говорила она, в нем все по-настоящему. Теперь я понял – это из-за подпола. Она знала про подпол. А я не знал.

Надеялась спрятаться от меня, если что?

Неужели она все-таки боялась меня? Настолько боялась?

Мы забрались в подпол, и я тщательно задраил за собой люк. В щели я натолкал мокрых тряпок.

Над нами что-то рушилось и трещало, и в этом треске, в этом жаре, я попытался еще раз связаться по «болтушке» со спасателями. С полицией. С пожарными.

Никто не отозвался.

Я знаю, есть способы заглушить «болтушку», не то чтобы общеизвестные, но если в деревне нашелся кто-то с технической сметкой…

Она тихо всхлипывала у моего плеча; я не столько слышал, сколько ощущал, как она дрожит. Я обнял ее, прижал к себе, но она высвободилась, отползла на коленях куда-то в сторону, вернулась. Потом она взяла мои пальцы и что-то вложила мне в руку.

Металл был на удивление прохладным.

Она действительно меня боялась – иначе не стала бы прятать в подполе запрещенное, незаконное оружие. Наверное, купила где-то на черном рынке, дурочка.

Нас учили обращаться с оружием. На всякий случай.

Аргус прижимался к моему боку, он был очень горячий, ребра так и ходили.

Спокойней, сказал я ему на ухо, спокойней. Мы выберемся отсюда, и все будет хорошо. На озере прохладно, мы выкупаемся в озере, а потом пойдем лесом…

Он качнул головой. Понял? Не знаю.

* * *

Я не очень хорошо разбираюсь в человеческой психологии, особенно в психологии толпы. Ныряльщиков этому не учат – незачем. Но я угадал – вокруг дома больше не было ни одного человека. Что вы? Какой поджог? Мы все были дома. Как раз был этот любительский спектакль, ну вы же знаете, у нас театр… все до одного. Кто хочешь подтвердит.

Вода в озере была белая и теплая, как молоко. В камышах резко и коротко крикнула какая-то птица. Я взвесил в руке маленький пистолетик, такие еще называют «дамскими». Не самое удачное оружие.

Нет, все стихло…

Она плакала.

Я сказал:

– Ну что ты, что ты? Все уже закончилось.

На самом деле она потому и плакала. Стандартная реакция на опасность.

– Ну, подумаешь, разбили нашу «букашку». Тут до города не так уж далеко. Все в порядке.

– Я не… – она вытерла слезы ладонью, – я… прости меня. Я хочу сказать…

– Проехали.

Аргус сидел подле уреза воды, широко расставив лапы, поводя слепой головой, словно сканировал пространство. Я подумал, наверное, так оно и есть. Даже я до конца не знаю, на что он способен. Он способен учиться. Раньше он не знал, что такое люди. Теперь знает. Никто не может приблизиться к нам незамеченным.